House Katsap - We do not jump
По наводке Альскандера с форума Урсы еще прекрасное о российской интеллигенции XIX - начала XX веков. Особенно замечательно, что это оценка, данная ей поляком, чья страна получила возможность восстановить свою государственность благодаря гибели Российской империи, и написано было еще по достаточно свежим следам - в 1931 г.:
Илья Репин, Манифест 17 октября 1905 года
Я осторожно сказал, что с другим императором у России было бы больше шансов избежать революции. Если им был Николай Николаевич, он бы правил как самодержец, но самодержец талантливый и популярный, если бы был Михаил Александрович, брат Императора – русские имели бы конституционного императора, похожего в своём поведении на Короля Георга V, если бы им стал Константин Константинович – Европа имела бы монарха-мецената искусств, кого-то вроде известного в истории литературы Великого Герцога Веймара. Но могли ли все эти «если бы» повернуть колесо истории? У русской интеллигенции настолько отсутствовало государственное чувство, а точнее, были такие антигосударственные инстинкты! У разных народов термином «интеллигенция» определяются разные группы людей. В России термин этот имел самое широкое значение. Он охватывал всех, кто не был явным «простонародьем» или не принадлежал исключительно к высшим слоям бюрократии. Это значит, что к интеллигенции не принадлежали крестьянин, рабочий и ремесленник, а также министр, директор департамента, генерал главнокомандующий. Но купец, читающий Достоевского, но офицер, ходящий в театр, - всё это была интеллигенция. Так вот, в оправдание всей интеллигенции, кажется, можно сказать, что она – как и сам Николай II – переоценивала значение и силу самодержавия. Поэтому каждый, кто ей в борьбе с единовластием помогал, становился её «попутчиком» - говоря нынешним русским языком.
Любая антигосударственная организация пользовалась симпатией среди русской интеллигенции. Польское движение стрелков совсем не имело денег. В Польше было много богатых людей, много людей щедрых, но никто не хотел ничего дать, потому что движение стрелков в те времена было близко к социалистам. Пилсудский в своей борьбе за независимость должен был считаться буквально с каждым голосом. Из истории российских социалистических партий мы знаем, что эти партии распоряжались тысячами. Не только из тайной полиции шли эти тысячи золотых рублей, которыми ворочали социал-революционеры, организуя свои теракты. Они шли из кармана богатых фабрикантов, помещиков, богатых адвокатов, врачей, всех тех, кого революция так отблагодарила. Щегловитов, императорский министр юстиции, посаженный большевиками в крепость св. Петра и Павла, встретился на тюремной прогулке с господином Терещенко, министром правительства князя Львова, богачом, который ранее был известен финансированием революционного движения. Щегловтов сказал ему:
- Говорят, Вы заплатили пять миллионов рублей, чтобы попасть сюда. Как жаль, что я раньше не знал об этом. Я посадил бы Вас бесплатно.
Анекдот этот имеет символический характер.
Я помню статью в «Речи», печатном органе кадетской партии, в столетие битвы под Можайском, победы над Наполеоном. Кадетов следует считать рядовой русской интеллигенцией. В статье этой «Речь» не придумала написать ничего другого, кроме того, что французский солдат чувствовал себя в России, как русские солдаты в Манчжурии. Он был далеко от родины, поэтому и позволил побить себя. Вот всё, что способен был в столетний юбилей великой славы своего государства подумать русский интеллигент. Только это и способен он был сказать о важнейшем для России азиатском вопросе.
Русскому интеллигенту только казалось, что он мыслил антиправительственно, на самом деле он мыслил антигосударственно. Кульминационным симптомом атрофии государственного чувства является для меня минута, когда после роспуска I Думы Столыпин обратился к партиям Думы, а прежде всего к кадетам, с предложением создания кабинета со свойствами полупарламентского правительства. Император Николай II уже поддержал эту мысль, согласившись с доводами Трепова. Уже один этот факт снимает с последнего императора большую часть ответственности и перекладывает её на кадетов, которые это предложение отвергли!
И ещё раз скажу, что только тем их можно оправдать, что они переоценивали значение и силу единовластия, что считали это единовластие своим единственным врагом, что были уверены в том, что после падения единовластия власть в стране перейдёт в руки интеллигенции, что им и не снилось, какие зверские силы таятся в безумных головах российских бунтовщиков. Для нас, поляков, конечно, самое лучшее, что этот союз гения Столыпина с парламентом не был заключён, но поистине, несмотря на всю жалость, которой сегодня заслуживает этот интеллигент – либо как оборванец-лишенец в Большевии, либо как шофёр, возящий в Париже американцев в ночные рестораны – хочется сказать ему: «Ты этого хотел, Жорж Данден».
Представим себе, что Николай II, когда стал Императором, вместо того чтобы с женой прибивать картинки на стенах своих комнат, поехал в петербургский политехнический институт и произнёс речь, обращённую к молодёжи:
- Мы слишком долго ссорились. У нас в России столько работы. Все нас обогнали. А у нас огромные просторы, которые ждут работы, работы и ещё раз работы. Мы имеем Азию, из которой должны сделать Америку.
Конечно, если бы у него были нервы и воля Петра I, то он мог бы ещё в 1894 году сделать в России всё. Но ни от кого нельзя этого требовать. Однако наилучшие намерения и разумнейшие действия этого посредственно-умного правителя разбились об антигосударственный инстинкт русской интеллигенции.
Ссыль.
Илья Репин, Манифест 17 октября 1905 года
Русскому интеллигенту только казалось, что он мыслил антиправительственно, на самом деле он мыслил антигосударственно.
Я осторожно сказал, что с другим императором у России было бы больше шансов избежать революции. Если им был Николай Николаевич, он бы правил как самодержец, но самодержец талантливый и популярный, если бы был Михаил Александрович, брат Императора – русские имели бы конституционного императора, похожего в своём поведении на Короля Георга V, если бы им стал Константин Константинович – Европа имела бы монарха-мецената искусств, кого-то вроде известного в истории литературы Великого Герцога Веймара. Но могли ли все эти «если бы» повернуть колесо истории? У русской интеллигенции настолько отсутствовало государственное чувство, а точнее, были такие антигосударственные инстинкты! У разных народов термином «интеллигенция» определяются разные группы людей. В России термин этот имел самое широкое значение. Он охватывал всех, кто не был явным «простонародьем» или не принадлежал исключительно к высшим слоям бюрократии. Это значит, что к интеллигенции не принадлежали крестьянин, рабочий и ремесленник, а также министр, директор департамента, генерал главнокомандующий. Но купец, читающий Достоевского, но офицер, ходящий в театр, - всё это была интеллигенция. Так вот, в оправдание всей интеллигенции, кажется, можно сказать, что она – как и сам Николай II – переоценивала значение и силу самодержавия. Поэтому каждый, кто ей в борьбе с единовластием помогал, становился её «попутчиком» - говоря нынешним русским языком.
Любая антигосударственная организация пользовалась симпатией среди русской интеллигенции. Польское движение стрелков совсем не имело денег. В Польше было много богатых людей, много людей щедрых, но никто не хотел ничего дать, потому что движение стрелков в те времена было близко к социалистам. Пилсудский в своей борьбе за независимость должен был считаться буквально с каждым голосом. Из истории российских социалистических партий мы знаем, что эти партии распоряжались тысячами. Не только из тайной полиции шли эти тысячи золотых рублей, которыми ворочали социал-революционеры, организуя свои теракты. Они шли из кармана богатых фабрикантов, помещиков, богатых адвокатов, врачей, всех тех, кого революция так отблагодарила. Щегловитов, императорский министр юстиции, посаженный большевиками в крепость св. Петра и Павла, встретился на тюремной прогулке с господином Терещенко, министром правительства князя Львова, богачом, который ранее был известен финансированием революционного движения. Щегловтов сказал ему:
- Говорят, Вы заплатили пять миллионов рублей, чтобы попасть сюда. Как жаль, что я раньше не знал об этом. Я посадил бы Вас бесплатно.
Анекдот этот имеет символический характер.
Я помню статью в «Речи», печатном органе кадетской партии, в столетие битвы под Можайском, победы над Наполеоном. Кадетов следует считать рядовой русской интеллигенцией. В статье этой «Речь» не придумала написать ничего другого, кроме того, что французский солдат чувствовал себя в России, как русские солдаты в Манчжурии. Он был далеко от родины, поэтому и позволил побить себя. Вот всё, что способен был в столетний юбилей великой славы своего государства подумать русский интеллигент. Только это и способен он был сказать о важнейшем для России азиатском вопросе.
Русскому интеллигенту только казалось, что он мыслил антиправительственно, на самом деле он мыслил антигосударственно. Кульминационным симптомом атрофии государственного чувства является для меня минута, когда после роспуска I Думы Столыпин обратился к партиям Думы, а прежде всего к кадетам, с предложением создания кабинета со свойствами полупарламентского правительства. Император Николай II уже поддержал эту мысль, согласившись с доводами Трепова. Уже один этот факт снимает с последнего императора большую часть ответственности и перекладывает её на кадетов, которые это предложение отвергли!
И ещё раз скажу, что только тем их можно оправдать, что они переоценивали значение и силу единовластия, что считали это единовластие своим единственным врагом, что были уверены в том, что после падения единовластия власть в стране перейдёт в руки интеллигенции, что им и не снилось, какие зверские силы таятся в безумных головах российских бунтовщиков. Для нас, поляков, конечно, самое лучшее, что этот союз гения Столыпина с парламентом не был заключён, но поистине, несмотря на всю жалость, которой сегодня заслуживает этот интеллигент – либо как оборванец-лишенец в Большевии, либо как шофёр, возящий в Париже американцев в ночные рестораны – хочется сказать ему: «Ты этого хотел, Жорж Данден».
Представим себе, что Николай II, когда стал Императором, вместо того чтобы с женой прибивать картинки на стенах своих комнат, поехал в петербургский политехнический институт и произнёс речь, обращённую к молодёжи:
- Мы слишком долго ссорились. У нас в России столько работы. Все нас обогнали. А у нас огромные просторы, которые ждут работы, работы и ещё раз работы. Мы имеем Азию, из которой должны сделать Америку.
Конечно, если бы у него были нервы и воля Петра I, то он мог бы ещё в 1894 году сделать в России всё. Но ни от кого нельзя этого требовать. Однако наилучшие намерения и разумнейшие действия этого посредственно-умного правителя разбились об антигосударственный инстинкт русской интеллигенции.
Фрагмент книги «Мысль в клещах. Изучение психологии общества Советов», Universitas, Краков 2012.
(написана в 1931 году – прим. перев.)
(написана в 1931 году – прим. перев.)
Ссыль.
