Однако была еще одна причина [смуты среди ногаев], которая слабо отражена в ногайско-русской дипломатической переписке, но откровенно формулируется в сочинениях, созданных далеко от Больших Ногаев, в России, и которая заключалась в сознательном провоцировании раздоров между кочевниками русской стороной. Летописи приписывают вину за начало смуты царю Б.Ф. Годунову. Он, зная о многочисленности и сравнительной сплоченности ногаев при Урусе и отчасти при Ураз-Мухаммеде, стал опасаться, что «Астрахани от них быти в тесноте и приходу на Московское государство начая войны», и поэтому дал астраханским воеводам приказ ссорить заволжских мирз между собой (Новый Летописец).
<...>
[После окончания Смуты] ни воеводы, ни правительство не видели необходимости в единстве Больших Ногаев. Напротив, появление сильной кочевой державы на южных российских рубежах могло воспрепятствовать политическим планам Москвы на Кавказе и в Дешт-и Кипчаке. Постепенно политика, направленная на углубление распрей в Орде, становилась доминирующей. Воеводы и послы старались поссорить бия с Тинмаметевыми, нурадина с Урмаметевыми, а комментируя просьбы доверчивого Иштерека стать посредниками в примирении вконец озлобленных мангытов, в своих посланиях в Посольский приказ откровенно писали: «В миру их твоему государеву делу никоторые прибыли не чаем. А чаем тово толко: они тое свою недружбу меж себя замирят и вперед от них, от нагаи, твоим государевым украинам без воины не быть».
<...>
В степи началась череда взаимных набегов, убийств и разорений. Русское правительство и местные власти на Волге злорадно наблюдали за этим тотальным взаимным истреблением и стремились раздувать ненависть мирз друг к другу. Об этом государю откровенно рапортовали воеводы Астрахани А. Хованский и А. Львов. Они просили столичных функционеров не мешать ногаям «тое недружбу свою и до конца совершить». Эти воеводы, «видя к тои их ссоре и недружбе хотенье, наговаривали их и тое их недружбу подкрепляли… и на воину им меж себя поводили». «И мы… видя у них такую многую недружбу, – писали они в Москву, – меж их на обе стороны [с]сорили порознь, таясь от них друг от друга, чтоб та наша ссора была неявна. И недружбу… им подкрепляем всякими обычаи и приводим… х тому, чтоб ту их рознь и воину привести к конечному их разоренью».
Для разжигания распри в противоборствующие лагеря посылались стрелецкие отряды якобы для того, чтобы оказать им помощь против их врагов. Каждая группировка, думая, что расположение царских наместников находится на ее стороне, вела сражения с удвоенной энергией. Однако стрельцы никогда не вмешивались в эти бои, получив приказ лишь демонстрировать видимость военного присутствия, «маня ногаем помочью на обе стороны… чтоб они, видя… государевых людей, болши к бою ссорилися, и на то обнадежась, многую кровь всчали».
<...>
Однако существовала и другая, не менее серьезная причина [бегства ногаев за Волгу в 1634 г.] – притеснения со стороны астраханцев. Русские и ногаи часто ссорились из-за мест рыбной ловли, стрельцы и посадские люди отбирали у кочевников лошадей и пленников, которые добывались в набегах на Казыев улус. Мирзы жаловались воеводам, пытался привлечь внимание наместников к этим бесчинствам и Посольский приказ («От астороханских людеи чинятца многие обиды и насилства, лошади у них [у ногаев] крадут и насилством отнимают, и робят и жон, и девок крадут, а у вас сыску и управы нет!»), но без видимого успеха. Именно с двадцатилетними унижениями и оскорблениями со стороны русских людей и были во многом связаны как переселение ногаев, так и их упорные отказы вернуться на левый берег: «Мы… отошли от обиды, и от неправды воевоцкие пошли мы, заплакав».
Претензии имелись и к начальникам стрельцов, и к детям боярским, и к служилым людям… Одни вместе с калмыками угоняли лошадей, резали овец и коров, другие избивали плетьми мирз, «чего николи не бывало – с ыных и кожу сбили», третьи захватывали женщин и девушек и «держали их на постеле».
Особое возмущение вызывало поведение воеводы князя А.Н. Трубецкого и его потворство злодеяниям, направленным против ногаев. «Яз… родился и состарился на Волге… и такового… бою над мурзами и над черными улусными людми ни при коих воеводах не видал, как при нынешнем воеводе, князе Алексее Трубецком!», – говорил послу Т. Желябужскому кековат Джан-Мухаммед. Мало того что Трубецкой поощрял бесчинства своих подчиненных, но еще и хвастливо угрожал: «Пашут… хлеб казанские татаровя, и яз… зделаю вас, мурз и черных людей, так жа, как казанские татаровя, – станете и вы хлеб пахать». А указывая на урочище Кровавый Овраг, названное так по одной жестокой битве древности, грозил мирзам: «Опять… тот [о]враг вашею кровью нальетца!»
По наводке.