Парадоксальная ситуация — говоря о положении дел на Руси накануне монгольского нашествия, упрекая князей за отсутствие единства и склонность к междоусобицам, и именно в этом видя основную причину постигшей страну катастрофы, Чхартишвили, в общем-то, констатирует вполне очевидные вещи. Но! Загвоздка в том, что применительно конкретно к 30-м гг. XIII века мы не можем бездумно распространять эту оценку на всю территорию Руси. Ситуация в различных ее регионах очень даже сильно отличалась. Если в Южной Руси с 1229 года почти без перерывов на обед шла очередная Война за Галицкое Наследство, ставшая в итоге одной из самых продолжительных, упорных и кровавых усобиц в истории Древней Руси (достаточно сказать, что она не прекратилась даже с приходом монголов, и точка в ней была поставлена только лишь уже в 1245 году), в которую были вовлечены так же Венгрия, Польша, Литва, половцы и чуть ли не черт лысый, затем еще и осложненная новым витком старой-доброй возни за киевский великокняжеский стол. То на Северо-Востоке аж с самого Липецкого побоища, т.е. с 1216 года, царили едва ли не образцовые, особенно в сравнении с бурлящим аки адский котел Югом, мир и покой. Но господин Чхартишвили, с одной стороны сетуя на ослабляющие страну княжеские усобицы, с другой в то же время целиком и полностью сосредоточивает свое внимание именно на Северо-Восточной Руси и ее правителе чуть ли не как на государе всей земли русской:
"Когда я говорю, что Русь после Калки вернулась к обычному существованию, это значит, что вновь начались бесконечные дрязги с соседями.
На Севере новгородцы и псковичи отбивались от литовцев и немцев, что не мешало им враждовать между собою и ссориться с русскими князьями.
Великий князь владимиро-суздальский Юрий Всеволодович воевал с мордвой и булгарами, однако не меньше сил у него отнимали конфликты с собственным братом Ярославом Переяславльским, а по временам братья забывали о своих противоречиях и объединялись против общего врага, черниговского князя. Ярослав Переяславльский (отец Александра Невского) сходил походом на юг и уселся в Киеве, по пути ограбив и опустошив Черниговщину."
И все! О положении дел в Южной Руси он и не заикается. Словно там и не происходило ничего интересного. Даже уход Ярослава Всеволодовича (на тот момент, кстати, Новгородского, а не Переяславльского) на Юг подается как некое "сходил" и "уселся". Зачем, отчего, почему, что ему вдруг в голову ударило? Тишина, никаких пояснений. Мимоходом упоминается Север - Новгородчина, и вновь ни пол слова о Западе - Полоцке и Смоленске, где творилась своя, вообще полностью оригинальная история. Чхартишвили даже не пытается дать своим читателям хотя бы относительно-целостное представление о ситуации в Древней Руси в преддверии монгольского погрома. Владимиро-Суздальская земля в рисуемой им картине мира заслоняет собою сразу всю остальную Русь. При этом на нее переносятся черты, в действительности в предшествующие нашествию два десятка лет ей вовсе даже не свойственные. Можно только заранее ужаснуться той каше, что образуется в голове человека, решившего получше изучить этот период древнерусской истории именно по книжке Акунина((