Однажды Московскому митрополиту Платону (1737–1812) доложили, что хомуты в его шестерике украдены и ему нельзя выехать из Вифании (скит Троице-Сергиевой Лавры), где он в то время находился.
Дело было осенью, от Вифании до Троице-Сергиевой Лавры — грязь непролазная, да и в Москве немногим лучше.
Митрополит приказывает везде осмотреть, разузнать, но без всякого успеха.
Митрополит подумывал было о покупке новых хомутов, но потом распорядился, чтобы в три часа, по троекратному удару в большой вифанский колокол не только вся скитская братия, но и все рабочие, даже живущие в слободах, собрались в церковь и ожидали его.
В четвёртом часу доложили митрополиту, что все собрались. Входит митрополит.
В храме уже полумрак. Перед царскими вратами в приделе Лазаря стоит аналой и перед ним теплится единственная свеча.
Иеромонах, приняв благословение владыки, начинает мерное чтение Псалтири.
Прочитав кафизму, он останавливается, чтобы перевести дух, а с укрытого мраком Фавора (митрополичье место на возвышении) раздаётся голос владыки Платона:
— Усердно ли вы молитесь?
— Усердно, владыко.
— Все ли молитесь?
— Все молимся, владыко.
— И вор молится?
— И я молюсь, владыко.
Под сильным впечатлением общего богослужения вор настолько отрешился мысленно от житейского, что невольно проговорился. Им оказался кучер митрополита. Запираться было невозможно, и он указал место в овраге, где были спрятаны хомуты.