Три Игоря. Три лузера.
Кого из нас не интересовала история нашего имени? Что оно означает? Какая история за ним стоит? Какие великие люди прошлого носили его? И почему, в конце концов, наши родители выбрали для нас именно это, а не какое-либо иное, имя? Признайтесь, все мы хоть раз, но задавались подобными вопросами.
Когда-то, давным-давно в детстве, на мой вопрос о том, почему меня назвали Игорем, мама уклончиво ответила что-то в духе «тогда многие так мальчиков называли, очень популярное было имя». В тот момент это мне мало что сказало. И лишь позже, увлекшись историей, я с удивлением обнаружил, что хотя мое имя и является одним из древнейших в русском именослове, но на протяжении почти полутысячелетия оно находилось в полном забвении, вновь вернувшись из небытия всего два века тому назад. И возрождение и каждый новый пик популярности этого имени были связаны с различными перипетиями вокруг одного и того же памятника древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве». Именно публикация «Слова» в начале XIX века дала толчок к возвращению имени Игорь в русский ономастикон. А широкомасштабная подготовка к празднованию в 1985 году восьмисотлетия собственно похода князя Игоря Святославича на половцев — к очередному, не первому за минувшие два века, но крайнему на данный момент, всплеску популярности этого имени. Думаю, если поднять статистику по именам новорожденных за 80-е годы (ежели, конечно, таковая вообще существует), нас, Игорей, там будет как собак нерезанных.
А вот с поиском именитых тезок меня ждал любопытный такой конфуз. Если с великими людьми, носившими имя Игорь и родившимися сто и менее лет тому назад, все обстояло более-менее неплохо — тут и Стравинский с Северянином, и Сикорский с Курчатовым. То чуть далее в прошлое начиналась настоящая черная дыра, объяснимая, как я уже упоминал ранее, тем, что на протяжении добрых пяти веков это имя оказалось полностью забыто. Для того, чтобы вновь встретить известных Игорей, необходимо было углубиться в прошлое нашей страны аж до эпохи домонгольской Руси. Но и здесь обнаруживалось лишь три носителя этого имени, о которых действительно можно было бы сказать, что они вошли в историю как хоть сколько-то заметные исторические фигуры. Вот только загвоздка оказалась в том, что все трое остались в истории благодаря отнюдь не каким-то своим победам, достижениям или иным свершениям, а исключительно в силу эпических фейлов! Да-да, все три знаменитых Игоря Древней Руси прославились в первую очередь как крупнейшие неудачники своего времени. И в историю они не столько вошли, сколько, пардон, вляпались. Одного из них за это даже к лику святых причислили. Посмертно.
Но давайте коротко, насколько это возможно, и по порядку:
+++
Итак, на первой строчке нашего маленького странного рейтинга собственно первый из Игорей в истории Руси. Игорь Старый. Игорь Рюрикович. Игорь I. Что ж, он действительно был первым известным нам носителем этого имени. Но вот Рюриковичем, просто в силу полнейшей мифологичности данного персонажа, вполне возможно, что и не был. Если же исходить из тождества летописного Рюрика с Рориком Фрисландским, то это и вовсе невозможно. Кто именно был отцом Игоря, когда тот родился, когда и как взошел на великокняжеский стол в Киеве (и в Киеве ли?) — у нас, увы, нет абсолютно никаких достоверных данных на этот счет. Только совершенно фантастические байки от авторского коллектива Повести Временных Лет. Вся, вообще вся, история Руси до Игоря — один сплошной миф. Даже легендарный поход Олега на Царьград, щит на вратах и катание на ладьях вокруг города — не более чем красивая сказочка, не имеющая под собою никакой реальной подоплеки. Лишь с Игоря, точнее, с конца его правления, в истории Древней Руси появляются подлинные, поддающиеся проверке, факты. И сам он стал первым киевским князем, удостоившимся упоминания в сочинениях иностранных авторов. Фактически именно с Игоря, а не с Рюрика, существовавшего, быть может, лишь на кончике пера летописца, и начинается наша история. Именно с Игоря начинается и династия Рюриковичей, которых, наверное, потому правильнее было бы именовать Игоревичами.Однако же, в истории Игорь остался не как основатель древнерусского государства. Эта честь досталась Олегу. И не как основатель династии. Это место он уступил Рюрику. В истории (правда, больше для специалистов) он остался как организатор неудачного похода на Константинополь в 941 году, закончившегося катастрофическим, надолго врезавшимся в память потомкам выживших в тот день русичей, разгромом русского флота у мыса Иерон. За которым три года спустя последовал повторный поход (вот неуемный же, паршивец), на этот раз, к счастью Игоря и его дружинников, но исключительно по доброй воле самих же византийцев, завершившийся безо всяких боевых действий подписанием русско-византийского мирного договора 944 года. Одного из важнейших и интереснейших документов по истории Древней Руси, дошедших до наших дней. И тут бы ему остановиться, да застолбить за собою теплое местечко в истории, но нет же!
Обманчиво-легкая «победа» над могущественной империей буквально вскружила голову нашему герою. Отправившись вскоре после этого в очередное «полюдье» по подвластным Киеву племенам, он позволил себе чрезмерную алчность и излишне жестокое обращение со своими данниками. В сочетании с внезапно зашкалившим самомнением, выразившемся в том, что он распустил большую часть дружины, оставив при себе лишь небольшой отряд, это и привело к трагическому, но вполне закономерному финалу. Возмущенные произволом киевского князя, которого они сравнили с волком, повадившемся в овчарню, древляне восстали, без труда разделались с горсткой телохранителей Игоря, а самого бедолагу предали жестокой казни — привязав за ноги к верхушкам двух согнутых к самой земле деревьев, разорвали надвое.
Казнь князя Игоря древлянами. Рисунок Ф. Бруни.
На этой, согласитесь, не только страшной, но и довольно-таки нелепой ноте, и закончилась жизнь нашего первого героя. Кем он только не мог войти в историю, но в итоге остался в ней в первую очередь как человек, сурово наказанный за свои жадность и глупость.
Увы, но и со вторым нашим героем, великим князем киевским Игорем Ольговичем, сыном знаменитого Олега Гориславича и прапрапраправнуком первого Игоря, произошло нечто не менее ужасное. Хотя никакими особо уж неблаговидными или глупыми поступками он отнюдь не прославился. Вполне себе рядовой князь времен феодальной раздробленности — туда в поход сходил, с этим рассорился, с тем помирился, половцев в помощь нанял, сюда в поход сходил... Ничего особенного.
Что с ним приключилось действительно особенного, так это рекорд на самое короткое правление в Киеве. Чуть меньше двух недель. 1 августа 1146 года скончался его старший брат Всеволод Ольгович, завещавший великокняжеский стол Игорю и заранее приведший киевлян к присяге своему наследнику. А уже 13 августа при появлении под стенами Киева войск другого претендента, переяславского князя Изяслава Мстиславича из старшей ветви дома Мономашичей, и киевское ополчение, и кочевники-федераты с Поросья просто отказались сражаться за нелюбого им Ольговича. Немногочисленные собственные дружинники Игоря, его брата и племянника (оба Святославы, только один Ольгович, а второй Всеволодович), были наголову разгромлены в скоротечной битве у Надова озера, а сам князь оказался вынужден четыре дня скрываться от победителей на Дорогожицком болоте. Где, впрочем, его все одно в итоге и схватили.
Бегство Игоря Ольговича, Б. Чориков.
Плененного великого князя по обыкновению того времени заточили сначала в Выдубицком монастыре под Киевом, а затем бросили в поруб, т.е. в подземную темницу, в переяславском монастыре Святого Иоанна. И там бы ему и сгинуть. И к тому уже все шло: из-за плохих условий содержания здоровье и без того страдавшего какой-то болезнью ног, возможно ревматизмом, Ольговича стремительно ухудшалось, и в начале зимы 1146 года почувствовавший приближение скорой смерти Игорь взмолился к Изяславу, прося у него позволения принять монашеский постриг в конце своего жизненного пути. Триумфатор Надова озера сжалился над столь неудачливым своим оппонентом, люди великого князя прибыли в монастырь, извлекли находящегося уже при смерти Игоря из ледяного поруба и положили его в теплой монастырской келье. Восемь дней бывший князь провел в беспамятстве на грани жизни и смерти. Но затем костлявая таки отступила от него. Впрочем, лишь для того, чтобы чуть позже придти вновь, но на этот раз в намного более ужасном обличии.
Вернувшийся буквально с того света Игорь Ольгович был пострижен в монахи и, для удобства надзора за ним, помещен в киевский монастырь Святого Федора. Однако, политическая ситуация не стояла на месте. Младший брат Игоря, Святослав Ольгович (к слову, отец нашего третьего героя), в союзе с Юрием Долгоруким, главой младшей ветви Мономашичей, враждебной захватившим Киев Мстиславичам, прилагал все возможные усилия к его освобождению и возвращению утраченных позиций. Одним из актов этого союза, кстати, был памятный съезд двух князей в местечке Москов 4 апреля 1147 года. Святославу удалось переманить на свою сторону изменивших было Ольговичам черниговских Давыдовичей. А попавший в плен после Надова озера, но быстро втеревшийся в доверие к Изяславу, которому, как и Игорю со Святославом Ольговичем, приходился племянником, Святослав Всеволодович (кстати, тоже один из героев «Слова о Полку Игоревом») оказался на самом деле лазутчиком Ольговичей в Киеве. Был организован заговор с целью заманить Изяслава в Чернигов, якобы для совместного похода против Юрия и Святослава, и там либо убить его, либо захватить в плен, дабы обменять на Игоря.
Но заговор оказался раскрыт. 19 сентября 1147 года Изяслав публично перед киевским вечем уличил Давыдовичей в измене и призвал киевлян к походу на Чернигов за поруганную честь любимого князя. Но тут что-то пошло не так. Кто-то напомнил собравшимся о находящемся прямо здесь, в Киеве, в монастырской келье Игоре Ольговиче, ради вызволения которого и плетутся все эти интриги. И провел многозначительную параллель между Игорем и другим известным князем-узником, Всеславом Полоцким, некогда из киевского поруба вознесенным на киевский стол. Толпу старательно подзуживали, стращая ее тем, что Ольговичи никогда не простят киевлянам прошлогодней измены, и если они таки вернут себе великокняжеский стол... А значит, следует избавиться от всего проклятого Ольгова племени. И начать должно именно с Игоря!
Толпа, всколыхнувшись, двинулась от площади перед Софийским собором, на которой проходило вече, к монастырю. Тщетно младший брат великого князя Владимир Мстиславич, митрополит Климент Смолятич и даже киевские тысяцкие пытались остановить обезумевших людей. Владимир предпринял попытку опередить убийц, верхом на коне обогнав запрудившую все улицы толпу и въехав в Ярославов город, где располагался монастырь, место заключения Игоря, через другие ворота. Но когда он добрался до Федорова монастыря, Игоря, схваченного прямо во время церковной службы, уже жестоко избивали и пытались выволочь прочь на улицу, чтобы там убить его, не опасаясь обвинений в святотатстве. Владимиру каким-то чудом все же удалось пробиться к князю-иноку сквозь обезумевшую массу людей и, накинув ему на плечи пурпурный княжеский плащ-корзно, на какое-то время привести их в замешательство. Воспользовавшись этой заминкой, он попытался было и вовсе вырвать Игоря Ольговича из лап толпы и укрыть за стенами Мстиславова двора, расположенного поблизости от монастыря отцовского дворца. Однако, опомнившиеся киевляне бросились в погоню, настигли беглецов у самых ворот княжеского терема и принялись избивать теперь уже обоих.
Один из бояр Владимира Мстиславича, некий Михаил, вступился за своего господина и сумел ненадолго задержать убийц, что позволило князьям проскользнуть на Мстиславов двор. Но толпу было уже не остановить. Растерзав Михаила, киевляне выломали ворота княжеского дворца, ворвались внутрь и, разгромив, «разметав», по словам летописца, сени, где прятался Игорь, на веревке, словно животное, выволокли его на улицу. Как при этом уцелел успевший уже так же немало настроить против себя озверевших людей Владимир, остается только гадать. Скорее всего, его спасло лишь заступничество матери, в то время как раз проживавшей на Мстиславовом дворе.
Надругательство киевлян над телом Игоря Ольговича. Миниатюра из Радзивиловской летописи.
Продолжая избивать Игоря, киевляне протащили его к Ярославову дворищу, почти к самой Десятинной церкви. Где, наконец, и прикончили. Обезображенный нагой труп князя был отвезен на Подол и брошен там на торговой площади на поругание толпе. Лишь какое-то время спустя посланные Владимиром Мстиславичем, сам он явиться более не рискнул, люди смогли забрать тело Игоря с Подола и отнести его в церковь Святого Михаила для отпевания. Три года спустя, когда войска Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого на некоторое время все-таки заняли Киев, останки князя были перенесены в его родной Чернигов и погребены в усыпальнице Спасо-Преображенского собора.
Перенесение останков Игоря Ольговича с Подола. Миниатюра из Радзивиловской летописи.
Так закончился путь второго нашего героя. Оставшегося в истории как самый быстро промелькнувший великий князь киевский. И как единственный Игорь, причисленный к лику святых за свою мученическую смерть. Закончился путь, но отнюдь не закончились злоключения и неудачи. О да! Имя Игорь способно и не такое.
Во время монголо-татарского погрома Чернигова в 1239 г. во избежание поругания рака с мощами Игоря Ольговича была сокрыта в фундаменте Спасо-Преображенского собора. Предпринятые уже в Новое время попытки извлечь ее оттуда ни к чему не привели, так как возникла угроза обрушения несущей стены храма. И вот уже почти восемь веков, как тело незадачливого великого князя киевского пребывает в подземном заключении где-то у основания северной стены собора. Фактически Игорь таки вернулся в поруб, из которого его некогда извлекли только лишь для того, чтобы подвергнуть жестокой и мученической смерти на улицах Киева.
И еще одна любопытная деталь, связанная с нашим героем — имя Игоря в числе почитаемых святых иногда встречается и в некоторых современных католических церковных календарях. Правда, там он почему-то фигурирует как Prince de Moscovie, т.е. «князь Московский». Но что с иностранцев этих взять? Для них Россия и Москва — понятия взаимозаменяемые. И не важно, что во времена Игоря Москва была лишь заштатным княжеским имением, в котором пировали Юрий Долгорукий и Святослав Ольгович, вынашивая планы вызволения будущего святого из киевского плена.
Наконец, перейдем к последней строчке нашего необычного рейтинга. И здесь у нас оказывается племянник Игоря Ольговича, кстати, и имя свое получивший именно что в честь трагически погибшего за четыре года до его рождения дяди, новгород-северский князь Игорь Святославич. Герой того самого «Слова о полку Игореве», которому мы и обязаны возрождением этого имени в русском ономастиконе столетия спустя.
На фоне двух своих предшественников он, пожалуй, еще даже может считаться не таким уж и эпическим неудачником. Во всяком случае, дни свои, в отличие от них, он окончил вполне мирно, скончавшись в собственной постели по естественным, ненасильственным причинам. Но в историю он таки вляпался крепко. И обеими ногами. Разумеется, я имею в виду приснопамятный поход на половцев в 1185 г., о котором и повествует нам «Слово».
Полагаю, пересказывать детали оного здесь будет излишним. Если историю убийства Игоря Ольговича нельзя назвать хорошо известной широкой аудитории, то уж несчастливый поход новгород-северского князя в школе в обязательном порядке проходили все. Что-то да должно было отложиться в памяти у любого. Здесь достаточно будет чуть подробнее остановиться на предыстории этой военной экспедиции. А она по-своему весьма занимательна. И поучительна, к тому же.
"Затмение", часть триптиха "Слово о Полку Игоревом", В.М. Назарук.
Дело в том, что наш герой выступил в свой роковой поход спустя лишь два месяца после состоявшейся 1 марта 1185 г. битвы на Хороле, в которой войска великих князей киевских Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича на голову разгромили готовившегося к масштабному вторжению на Русь половецкого хана Кончака. Да-да, того самого Кончака, который, чудом сбежав с Хорола, в мае уже уничтожил на Каяле полки новгород-северского князя, его брата, сыновей и племянника. Но как же так, спросите вы. Почему ситуация вдруг столь резко переменилась?
В февральском походе киевских князей ни Игорь, ни другие князья Черниговской земли участия не принимали. Хотя занимавший киевский стол Святослав Всеволодович был также и главою черниговского княжеского дома, но появление Кончака со значительными силами половцев и даже с изготовленными неким заезжим мастером-мусульманином осадными машинами, коих до того у степняков никогда не бывало, оказалось большой неожиданностью для русских князей. Гонцы в Чернигов и Новгород-Северский были направлены, но времени дожидаться их возвращения у киевских соправителей уже не было, и они выступили в поход и столкнулись с Кончаком еще до того, как стало известно о реакции черниговцев. Впрочем, те даже и не думали что-либо предпринимать. Если черниговский князь Ярослав Всеволодович отговорился тем, что не может идти на Кончака, так как незадолго перед этим отправил к нему с какой-то миссией своего боярина Ольстина Олексича, то Игорь Святославич просто сослался на весеннюю распутицу — мол, ни в Киев к условленному времени выступления великокняжеской рати, ни на Сулу к точке сбора остальных полков, он все одно никак не успеет.
А вот дальше начинается самое интересное. Одержав значимую победу над Кончаком на Хороле, Святослав принял решение не останавливаться на достигнутом и летом предпринять масштабный поход в степь для еще большего устрашения кочевников. Целью для этого сокрушительного удара были выбраны именно донские кочевья половцев, т.е. владения недобитого Кончака. Разумеется, в известность о предстоящей, должной стать воистину общерусской, экспедиции были поставлены и черниговские князья, семья и опора Святослава. Готовился к походу и его соправитель Рюрик Ростиславич, вызвавший из Смоленска своего младшего брата Давыда с полками. Сам же Святослав Всеволодович ненадолго покинул Киев и отправился на Черниговщину к Карачеву, в земли вятичей. Видимо, для пополнения своей понесшей потери на Хороле дружины. И именно этот момент, когда великий князь и старейшина черниговского дома, затерявшись в глухих вятичских лесах, временно упустил из виду своих младших сородичей, выбрал наш герой для того, чтобы продемонстрировать свою удаль. А с ним и Ярослав Всеволодович, отправивший с Игорем на половцев того самого Ольстина Олексича.
Итог нам всем хорошо известен. И смех и грех, право слово. Поучаствовать в победе над Кончаком на Хороле они не захотели или не успели. Но отхватить люлей от того же Кончака на Каяле всего два месяца спустя — это пожалуйста, это они с радостью!
"Битва", часть триптиха "Слово о Полку Игореве", В.М. Назарук.
Вернувшийся от вятичей и как раз решивший наведаться к двоюродному брату в Новгород-Северский Святослав рвал и метал. И, быть может, Игорю еще повезло, что он попал в плен к Кончаку, а не кузену под горячую руку. Так как вслед за нежданным поражением русских князей на Каяле последовали два одновременных разрушительных набега половцев на русские земли — в лишившееся разом всех своих князей и значительной части воинов новгород-северское и курское Посемье, в ходе которого был полностью сметен город Римов; и на переяславское Посулье, едва не закончившийся даже взятием степняками самого Переяславля.
Но если вы думаете, что на этом наш рассказ об Игоре Святославиче окончен, то вы глубоко заблуждаетесь. Самое удивительное во всей этой истории то, что поход Игоря от 1185 г. оказался практически точной копией предыдущей его авантюры — летом 1183 г. Вы будете смеяться, но ситуация тогда, двумя годами ранее, развивалась по очень похожему сценарию. С той только разницей, что инициатива в завязке конфликта принадлежала не половцам, а русским, и в тот раз удача все же улыбнулась нашему герою. Хоть и с изрядной долей издевки.
Летом 1183 г. великие князья киевские Святослав и Рюрик предприняли натиск на приднепровских половцев хана Кобяка. Но ни черниговский князь Ярослав Всеволодович, ни новгород-северский Игорь Святославич принять участие в этой экспедиции не пожелали (как знакомо, не правда ли?), заявив, что не могут отправиться на Днепр, опасаясь удара по оголенным своим рубежам со стороны донских половцев. Тем не менее, как только киевские полки выступили в поход, Игорь с сыном Владимиром, братом Всеволодом и племянником Святославом Ольговичем (т.е. ровно в том же составе, что и в 1185 г.!) вывели свои дружины в степь. Намереваясь ударить по кочевьям в тылу половцев, двинувшихся навстречу великокняжеской рати, и безнаказанно их пограбить. В результате 30 июля 1183 г. на реке Орель, левом притоке Днепра, Святослав и Рюрик наголову разгромили хана Кобяка. Сам он, и множество иных половецких ханов, попал в плен и позже был казнен в Киеве. Победителям достались огромная добыча и немалая слава. Игорь же со товарищи, уклонившиеся от участия в этой битве, так и не успели уйти далеко в степь — лишь перейдя Ворсклу, находившуюся в глубоком тылу ушедших к тому времени много южнее киевских полков, они наткнулись на небольшой отряд половцев, шедший в набег на Русь, и быстренько его разгромили. С чем и вернулись домой. С одной стороны, продемонстрировав, что врали, ссылаясь на невозможность хоть ненадолго оставить свои пределы. С другой, получив мизерную добычу, не идущую ни в какое сравнение с тем, что могли бы приобрести в результате погрома кочевий Кобяка.
Прошло два года. Теперь уже донские половцы попытались проверить на прочность русские рубежи. Получили по зубам и откатились назад зализывать раны. Великие князья в Киеве готовят общерусский поход, чтоб добить гадину в ее логове. И что же делает Игорь Святославич? Он спешит первым разинуть рот на кажущийся столь лакомым после бедственного для половцев Хорола пирог в виде донских становищ степняков. Уж на этот-то раз он не упустит своего! Пусть он вновь проморгал свой шанс поучаствовать в решительном сражении с половцами. Но уж беззащитные половецкие вежи в этот раз от него точно не уйдут! И вновь сбирает он под свои знамена брата, племянника, старшего и едва-едва вошедшего в возраст среднего сыновей. И не остановят его ни распутица, ни дурные предзнаменования, ни ропот собственной дружины! Он непременно придет к успеху...
Он непременно придет к тому, чтобы войти в историю как организатор самого катастрофического, единственного за всю историю русско-половецких войн похода русских дружин в степи, закончившегося полным разгромом и пленением всех возглавлявших его князей. Да, русским ратям доводилось терпеть поражения в столкновениях с половцами и ранее. Но ни до, ни после Каялы, вплоть до появления монголов и битвы на Калке, не знали они такого позора. Ни до ни после русские князья никогда не попадали в плен к степнякам! И тем нелепее и трагичнее эта история, что в походе новгород-северского князя не было ровным счетом никакой необходимости — всего несколькими месяцами позже в том же направлении должны были проследовать многочисленные, собранные едва ли не со всех русских княжеств, полки. Против объединенных сил русских князей у уже битого на Хороле Кончака не было ровным счетом никаких шансов. Должна была повториться ситуация 1111-1116 гг., когда Владимиру Мономаху удалось на долгие десятилетия усмирить половцев.
Но у горстки младшеньких князей из черниговского дома взыграло ретивое. А оставленный Святославом за старшего в Чернигове Ярослав Всеволодович, вместо того чтоб приструнить буянов, вновь, как и два года назад, подыграл им. И стоило только великому князю отвлечься немного, как эти остолопы сломя голову ринулись на Дон, торопясь первыми поживиться в оставшихся, как им казалось, беззащитными половецких вежах. В итоге, однако, поживились как раз половцы. В оставшемся без князей и дружинников черниговском пограничье. Кто-то плохо выучил безболезненный, но обидный урок 1183-го года. Что ж, истории пришлось повторить его. Но на этот раз уже безо всяких поблажек.
Плач Ярославны, В.Г. Перов.
Вот такая вот грустная наша повесть. Такая вот грустная история имени Игорь. Да, это далеко не все Игори домонгольской Руси, что нам известны. Но даже если пытаться вспомнить и всех немногих прочих Игорей да Ингварей (хоть я и не разделяю точку зрения о тождестве этих двух имен), то мы вряд ли сможем там найти что-то отличное. Разве что, в масштабах. Взять, к примеру, известного лишь по тексту русско-византийского договора 944 г. Игоря, племянника Игоря Старого, скорее всего погибшего в ходе междоусобицы середины 940-х гг., когда Ольга стремилась закрепить киевский стол за собою и своим сыном Святославом. Или Игоря Ярославича, одного из младших сыновей Ярослава Мудрого, которого его братья, Триумвират Ярославичей, сначала то перебрасывали как мячик из одного княжества в другое, а затем, после неожиданной смерти князя, и вовсе лишили его детей права на уделы в Русской земле, превратив в одних из первых князей-изгоев. Или Ингваря Ярославича, скромного удельного луцкого князя, дважды в начале XIII века по воле куда более могущественных игроков возносимого на великокняжеский стол. И дважды его уступавшего безо всякого сопротивления, как только ему вежливо указывали на дверь. Или рязанского князя Ингваря Игоревича, пять лет проведшего в темнице у владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо...
Простите, можно я не буду продолжать дальше? А то у меня давно уже такое чувство, будто я насмехаюсь над самим же собою.