Или к вопросу о пехоте и особливо пехоте, набранной из селян, которой, якобы, не было и быть не могло на полях бранных Древней Руси.
Товарищ Клим Жуков тут в своих разведопросах по Липице, Калке, Батыеву нашествию и т.д. уверенно так вещает нам, что ну вот не участвовала,
не привлекалась, не состояла в означенных да и всех прочих сражениях того времени на Руси пехота. То есть вообще никакая. Ни профессиональная, ни тем паче ополчение. Максимум, это он хотя бы признает, конница иногда могла спешиваться. Как, например, новгородцы на Липице. Он даже величает сей их поступок некоей военной «хитростью», а описывая дальнейший «сступ» (т.е. столкновение) новгородского полка с полком Ярослава Всеволодовича, называет их копья «кавалерийскими». Хотя, вообще-то, в наиболее более близком к событию по времени создания источнике, Новгородской Первой летописи Старшего извода, которой и сам же Жуков отдает категорическое предпочтение как самому достоверному рассказу о Липицкой битве, новгородцы объясняют свой поступок куда как проще —
привычкой драться именно пешими, а не конными (
«къняже, не хочемъ измерети на конихъ, нъ яко отчи наши билися на КулачьскЂи пЂши»). То есть перед нами вовсе не спешившаяся конница, а
ездящая пехота. Но, Клим сказал — копья у них были кавалерийские. Значит, так оно и было! Ему из двадцать первого века явно виднее, чем какому-то там летописцу века тринадцатого, который вообще ни про какие копья ни разу не заикнулся.
++И аще неколико буквиц++
Летописцев, живших позднее, в XV столетии, и донесших до нас более поздний и более развернутый рассказ о Липице, Жуков так же уверенно поправляет. В частности, с пренебрежением отбрасывает упоминание о тотальной мобилизации во Владимиро-Суздальской земле — «И бяху полци силни велми: муромци, и бродници, и городчане, и вся сила Суждалской земли; бяше бо погнано ис поселий и до пѣшца». Клим заявляет, что в XIII веке такого, да чтоб еще и из сел пешцев сгоняли, ну просто быть не могло! В принципе. Это наверняка летописец-монах «привёл действительность, которая была в первой половине 13 века, в соответствие со своими представлениями», говорит он. Потому как, мол, «в середине 15 века уже вполне могли эту самую посошную рать с собой таскать». То есть могли таскать, могли и не таскать, этого Жуков точно не знает, но главное, что летописец, зараза такая, все врет, фантазирует, понимаешь!
И, в общем-то, в чем-то он даже прав, и для XV столетия пехота на Руси в самом деле вполне так себе известна по источникам. И городовые полки из купцов и ремесленников (несчастливая для Василия II битва на Клязьме 1433 года), и сельское ополчение (Жалованная грамота Василия II Троице-Сергиевому монастырю, упоминающая о селянах, несущих «береговую службу» на Оке), и даже лыжные рати (рязанские казаки, мордва и москвичи, истребившие в 1444 году на Листани отряд царевича Мустафы). Вот только большинство современных отечественных военных историков как раз к XV веку относят переломный момент в истории древнерусского войска, время так называемой «ориентализации», когда на первое место, выходит легкая конница, а роль всех прочих родов войск, в том числе и пехоты, заметно падает. Но у Жукова, видимо, какая-то своя волна. У него наоборот, похоже, именно при Василии Темном пехота на Руси так активизируется, что впечатленные летописцы даже начинают пихать ее в рассказы о битвах двухсотлетней давности!
Правда, в действительности ларчик открывается куда как проще, и Клим банально игнорирует схожее по смыслу с сообщением поздних летописей указание Новгородской Первой: «Ярославъ же <...> приде Переяславлю и скопи волость свою всю, а Гюрги свою, Володимири такоже, а Святослав такоже». Пусть прямо о пешцах тут и не говорится, но и толковать это как сбор тех крошечных «рыцарских» дружин в сотню другую всадников, которые рисует нам Жуков...
Но интересно, а с какого же вообще момента, по мнению товарища Клима Жукова, на Руси исчезает пехота и начинает доминировать «кованая рать», то бишь тяжелая конница? А ответ на этот вопрос мы находим в разведопросе, посвященном периоду феодальной раздробленности:
«Что характерно, именно в это время – к началу XII века – полностью пропадает народное ополчение...»
Вот оно как! К началу XII века... То есть как раз ко времени Первого Долобского съезда и битвы на Сутени (1103 год), когда в споре бояр Святополка с Владимиром Мономахом поминаются смерды и их лошади, как непременная (!) составляющая большого похода в степь, о чем я писал не так давно. И ко времени же Второго Долобского съезда и «Крестового похода» 1111 года, когда этот спор повторился вновь, а в описании самого похода упоминаются заметно уступающие княжеским дружинам в скорости движения «вои», т.е. явно пехота.
Впрочем, если уж мы говорим о Мономахе и не доверяем всяким там писавшим века спустя летописцам, то почему бы не обратиться и к собственноручным «мемуарам» оного князя? Например, к его рассказу о бое с половцами под Прилуками в Переяславском княжестве в 1085 году:
«И на весну посади мя отець в Переяславли передъ братьею, и ходихом за Супой. И ѣдучи к Прилуку городу, и срѣтоша ны внезапу половечьскыѣ князи, 8 тысячь, и хотѣхом с ними ради битися, но оружье бяхомъ услали напередъ на повозѣхъ, и внидохом в городъ; толко семцю яша одиного живого, ти смердъ нѣколико, а наши онѣхъ боле избиша и изьимаша».
Ой, а что делали смерды в войске переяславского князя, возвращающегося из рейда в степь? Или это тоже летописец какого-нибудь там XV века присочинил? А указанную Мономахом численность рядовой, не самой опасной и отогнанной от Прилук силами одной единственной рати (даже без доспехов, которые были в ушедшем вперед обозе!), половецкой орды Жуков и вовсе, наверное, назовет фантастической! Немыслимой! Невероятной... А ведь Владимир-то Всеволодович не монах-летописец какой-нибудь, а человек, который лично всю жизнь водил полки в бой. И уж кому как не ему знать, какие цифры фантастические, а какие нет...
Но, наверное, я все-таки зря придираюсь, да? Сказано же «к началу XII века». Значит, как бы в начале-то века еще могла быть пехота, а вот уже далее... Ну хорошо, хорошо. Посмотрим далее.
Вот, например, сразу 1185 год и злосчастный поход Игоря Святославича Новгород-Северского на половцев, битва на реке Каяле. Летописный свод самый что ни на есть аутентичный - конца XII столетия, т.е. составленный практически по горячим следам. И что же мы видим:
«Свѣтающи же суботѣ, начаша выступати полци половецкии, акъ боровѣ. Изумѣшася князи рускии, кому ихъ которому поѣхати: бысть бо ихъ бе-щисленое множество. И рече Игорь: «Се вѣдаюче, собрахомъ на ся землю всю — Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобича, Колобича, и Етебича и Терьтробича». И тако угадавше, вси сосѣдоша с коний, хотяхуть бо бьющеся доити рѣкы Донця; молвяхуть бо, оже побѣгнемь — утечемь сами, а черныя люди оставимъ, то от Бога ны будеть грѣхъ: сихъ выдавше, поидемь. Но или умремь, или живи будемь на единомь мѣстѣ». И та рекше, вси сосѣдоша с конѣй и поидоша бьючеся».
Ой, еще раз ой. Оказывается, в войске есть некие «черныя люди», пехота, которая не сможет поспеть за конными княжескими дружинами, коли те вдруг дадут стрекача. И дружинникам приходится спешиваться и сражаться с ними в одном строю.
Опять не выходит каменный цветок. Да что ж ты будешь делать... Но может быть хотя бы в XIII веке, во времена Липицы и Калки, пехоты в самом деле не было?
Но, упс... Год 1244-й, Галицко-Волынская летопись, принадлежащая перу будущего митрополита Кирилла II, а на тот момент печатника (канцлера) Даниила Галицкого, и законченная им не позднее 1246 года, повествует о попытке Ростислава Михайловича захватить Перемышль:
«Ростиславъ же, умоливъ угоръ, много просися у тьстя, да выидеть на Перемышль. Вшедшу ему, собравше смерды многы пьшьцѣ, и собра я в Перемышль. Данилъ же и Василко, слышавше, посласта Лва млада суща, и яко ни во бой ему внити, младу сущу, посла сыновца своего Всеволода, Андрѣя и Якова, иныи бояре. Бившимся имъ на рѣцѣ Сѣчници, одолѣ Ростиславъ, многи бо имѣ пѣшьцѣ. Бьющу же Аньдрѣю и Якову, сѣкущимъся лютѣ, Всеволъдъ не поможе имъ, и навороти конь свой на бѣгъ. Бившим же ся имъ много, и отъѣхаша цѣли. Данилови же бывши вѣсти, и поиде, собравъ вои многи и пѣшьцѣ и прогняше и-землѣ, и иде Угры».
Ой как много всего сразу! Тут и смерды-пехотинцы Ростислава (вероятно, карпатские горцы), которые с неожиданной легкостью бьют высланные против них конные княжеские и боярские дружины. И пехота Даниила, которая единственная оказывается в состоянии совладать с пешцами инсургента. Что-то прям сказочка про всемогущую кавалерию и жалкую, дрожащую по углам пехоту как-то вообще вдрызг разбивается... Прям даже неудобно.
А меж тем, еще чуть ранее, под 1241 годом автор и вовсе рассказывает о своем собственном опыте руководства войсками и, в частности, сообщает такие интересные подробности о встречавшихся, порою, соотношениях конницы и пехоты в войске Галицкого княжества того времени:
«Приде же Курилъ, печатникъ князя Данила, со треими тысящами пѣшець и трьими сты коньникъ и водасть имъ взяти Дядьковъ град».
Однако же! Пехота/конница - десять к одному! Да и численность рати... Товарищ Жуков на всю объединенную рать русских князей на Калке отводит всего 3510 (да, да, с точностью до десятков!) человек. А тут какой-то отдельный, не самый большой и не самый сильный отряд, вверенный только-только вернувшимся в разгромленное, разоренное монголами княжество Даниилом своему печатнику для наведения порядка на окраинах Галицкой земли насчитывает немногим менее - 3300!
Кто-то тут явно врет. То ли мы имеем дело с настоящим сговором разных авторов, живших в разное время, в разных концах Руси, занимавших разное положение в обществе и зачастую лично принимавших участие в сражениях, водивших в походы и «уряжавших» полки на поле боя. То ли... то ли Клим порет чушь. И чуши той больно. Очень больно.