Индоевропейские соседи Китая по древнекитайским источникам

В поздний период династии Шан (Инь) в Китае (XIII-XI вв. до н.э.), согласно оракульным надписям этого времени, её главным внешним врагом были племена, носившие название цян (羌 qiāng). Они обитали на северо-западе от ядра Шанского государства. С эпохи Хань (III в. до н.э. – III в. н.э.) цянами назывались тибето-бирманские племена, и в современном Китае это имя носит немногочисленная народность, живущая на востоке Тибетского плато и говорящая на языке, близком к тибетскому. На этом основании цянов Шанской эпохи часто также считают тибето-бирманцами, однако такое отождествление представляется ошибочным.

Слово qiāng не имеет китайской этимологии и, вероятно, является китайской передачей иностранного этнонима. Иероглиф, которым обозначались цяны (羌, представляет собой сочетание знаков 羊 yáng «баран» и 人 rén «человек, мужчина» и, таким образом, имеет смысл «пастух баранов». В шанских надписях цяны часто именовались «конскими цянами» (馬羌 mă qiāng) или «обильными конями цянами» (多馬羌 duō mă qiāng). Кроме того, они обладали большим количеством колесниц и были искусными колесничными воинами. Всё это совершенно не соответствует культуре тибето-бирманцев (в тибетский язык, например, слова для коня и колесницы были заимствованы из китайского), зато полностью соответствует культуре индоевропейцев. В область обитания цянов входила территория нынешней китайской провинции Ганьсу, где ранее существовала индоевропейская по происхождению культура Цицзя, через которую на Китайскую равнину впервые попали одомашненные кони и колёсные повозки. На этом основании можно предполагать, что в эпоху Шан цянами назывались индоевропейцы или, по меньшей мере, народности, находившиеся под индоевропейским влиянием.

После падения династии Шан и прихода ей на смену династии Чжоу в сер. XI в. до н.э. термин цян перестаёт употребляться. Вместо этого северо-западные враги китайского государства в X-VII вв. до н.э. называются словом жун (戎 róng). Буквальное значение слова róng – «война», и передающий его иероглиф составлен из знаков «алебарда» (gē и «щит» (guàn). В чём причина внезапного исчезновения из употребления этнонима цян и его замены на очевидно искусственный термин жун («воинственные племена») в эпоху Чжоу?

В Китае эпохи Западного Чжоу (XI-VIII вв. до н.э.) имелись лишь два носивших родовые имена клана – Цзи и Цзян. Род Цзи был царским, а из рода Цзян чжоуские цари брали себе жён. По легенде, которую сообщает, в частности, Сыма Цянь, матерью основателя династии Чжоу Хоу Цзи (Князя Просо) была женщина из рода Цзян – Цзян Юань. Будучи женой императора Ку, она забеременела, наступив ногой в огромный след в земле, оставленный божеством. Испугавшись последствий, Цзян Юань после рождения сына трижды пыталась от него избавиться, но каждый раз жизнь ребёнка спасали дикие звери. Когда стало ясно, что ребёнок является сверхъестественным существом, он был взят к царскому двору и там воспитан. Этот миф о начале династии Чжоу сходен с рядом мифов о чудесном рождении царей от богов у индоевропейских народов (ср. легенду о Ромуле и Реме и т.д.) и может быть индоевропейским по происхождению. Сын Хоу Цзи Бу Ку покинул императорский двор и ушёл жить в землю скотоводов жунов, но спустя какое-то время чжоусцы вернулись в Китай и вновь занялись земледелием.

Название рода Цзян (jiāng) сходно с названием народности Цян (qiāng), а обозначающий Цзян иероглиф (姜 отличается от иероглифа, обозначающего Цян (羌, только тем, что в нём знак «мужчина» (人 rén) заменён на знак «женщина» (女 nǚ. На этом основании можно предположить, что Цзян и Цян были одним и тем же словом, т.е. материнский род чжоуских царей происходил из племени цянов (память о чём сохранилась в легенде о его обитании в земле жунов). После прихода династии Чжоу к власти в Китае этноним цян был табуирован и заменён на новообразование жун, а произношение и написание того же этнонима как родового имени были изменены. Из этого следует, что материнский род чжоуских царей был цянским, т.е. индоевропейским, и династия Чжоу, как и предшествовавшая ей династия Шан, имела частично индоевропейское происхождение.

В эпоху, последовавшую за Западным Чжоу, появляются новые обозначения для воинственных врагов Китая. Историк Сыма Цянь (135-67 гг. до н.э.) называет обитателей западных и северных окраин в VII-IV вв. до н.э. жунами или ди. Обозначающий ди (dí иероглиф (狄 составлен из знаков «собака» (犬 quăn) и «огонь» (火 huŏ. Обычно в ди видят тюркско-монгольско-маньчжурские племена, однако их натиск на Китай совпадает с расцветом скифской культуры, предметы которой в значительных количествах появляются в данную эпоху на северокитайских землях, поэтому не исключено, что этим термином обозначались и скифы. В некоторых китайских источниках ди делятся на «белых» (западных) и «красных» (восточных).

В этот же период входит в употребление и наиболее общий термин для обозначения западных и северных врагов Китая – ху (胡 hú, который можно перевести как «инородцы» или «варвары». Передающий его иероглиф представляет собой фоноидеограмму, которая состоит из фонетика 古 gŭ «древний» и детерминатива 月yuè «луна». Существует мнение, что детерминатив является ошибочной заменой первоначального 肉 ròu «мясо». О тюркско-монгольско-маньчжурской этничности можно с определённостью говорить по отношению к «восточным варварам» (東胡 dōng hú и «горным жунам» (山戎 shān róng), которых китайские тексты помещают в области Внутренней Монголии, Южной Маньчжурии и Большого Хингана.

В IV в. до н.э. этническая карта областей, прилегающих к Китаю с запада и севера, переживает очередные изменения, и на смену жунам и ди приходят юэчжи и сюнну.

Цинк.

И продолжение из уже цитировавшегося ранее поста:

Археологическим выражением тюркско-монгольско-маньчжурской общности, представителей которой китайские источники I тыс. до н.э. называют «восточными варварами» (dōng hú и «горными жунами» (shān róng), является культура Плиточных могил и Оленных камней, которая ок. 1300-300 гг. до н.э. существовала на пространстве от Забайкалья до Северного Тибета, включая степную Маньчжурию и Внутреннюю, Восточную и Центральную Монголию. Западная граница этого археологического горизонта проходила по Хангайским горам. В расовом отношении его носители были монголоидами. Западнее простирались земли, населённые европеоидными индоевропейцами скифо-сибирской и родственных ей культур, которых китайские тексты с III в. до н.э. именуют юэчжами и усунями. Своих мёртвых они хоронили не в каменных ящиках, как их восточные соседи, а в курганах. Область их расселения включала Западный Саян, Алтай, Западную Монголию, Ганьсу, Турфан, Тарим и Джунгарию.


Примерная граница между индоевропейским и тюркско-монгольско-маньчжурским мирами ок. сер. I тыс. до н.э.

К этому времени восточные соседи индоевропейцев уже перешли от охоты и собирательства к скотоводству. На территории Монголии кости коней, коров, овец и коз появляются на археологических памятниках в ритуальных и кухонных контекстах с XIV в. до н.э. В нашем распоряжении имеются результаты генетического исследования останков 22 ранних скотоводов культуры Плиточных могил и Оленных камней, живших на территории Северной Монголии в 1380-975 гг. до н.э. У 7 из 9 подвергнутых более глубокому анализу было засвидетельствовано употребление при жизни коровьего, овечьего и козьего молока, причём породы крупного и мелкого рогатого скота оказались заимствованными с запада, а не местными.

По аутосомным генам исследованные были в основном потомками охотников-собирателей Прибайкалья, близкими к современным тувинцам и алтайцам, однако у них обнаружилось ок. 7% примеси «скотоводов западной степи» (т.е. индоевропейцев), пришедшей, вероятно, с соседнего Саяно-Алтая. Большинство материнских гаплогрупп были сибирскими (A, B, C, D, G). У 12 мужчин удалось установить отцовские гаплогруппы: десять были носителями Q1a, один – N1c1a и один – R1a1a1b2a2a (R-Z2123). Последний был также по аутосомным генами примерно на 50% «синташтинцем». ( Choongwon Jeong et al. Bronze Age Population Dynamics and the Rise of Dairy Pastoralism on the Eastern Eurasian Steppe // www.pnas.org/content/115/48/E11248 ) Отсюда можно заключить, что к XIV в. до н.э. тюрко-монголо-маньчжуры заимствовали у индоевропейцев скотоводство вместе с соответствующими породами скота, причём это заимствование сопровождалось небольшим притоком индоевропейских генов.
( Свернуть )

О выделении из тюркско-монгольско-маньчжурской общности собственно тюрков можно говорить ко времени выхода на историческую сцену гуннов (кит. сюнну), которые начинают упоминаться в китайских источниках с III в. до н.э. Остатки их языка, сохранённые в китайских текстах, позволяют с надёжностью определить их как преимущественно тюркоязычный народ. Что касается места, где сформировался пратюркский язык, то реконструируемые для него названия растений определённо указывают на плато Ордос в нынешней Внутренней Монголии: «Однозначно по семантике для пратюркского языка реконструируются дуб, ива, липа, лиственница, клён и виноград. Из них ива, липа, лиственница растут как на территории Саяно-Алтайского региона, так и на Ордосе. Анализ ареалов распространения дуба, клёна и винограда приводят нас к совершенно неожиданному результату. Он однозначно указывает на локализацию прародины тюрков на Ордосе, потому что в Саяно-Алтайском регионе эти деревья не растут. Таким образом, данные по лингвистической реконструкции названий деревьев дают тот же результат, что и последние исследования по археологии» (Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. М., 2006. С. 404).

Западными соседями гуннов были юэчжи, как и они, появляющиеся в китайских текстах под таким именем в III в. до н.э. Слово «юэчжи» воспроизводит современное мандаринское чтение (yuè zhī иероглифов, которыми этот этноним передаётся в китайских текстах (月氏 «луна» + «род» или 月支«луна» + «ветка»). По всей видимости, китайское слово отражает иностранный этноним, первоначальный вид которого не поддаётся реконструкции. Сыма Цянь говорит об обитании юэчжей «между Дуньхуаном и горами Цилянь», т.е. в Ганьсуйском коридоре между Алтаем на севере и Куньлунем на юге, однако есть основания полагать, что в этом месте находился лишь политический центр юэчжей, а сфера их влияния простиралась от Центральной Монголии на востоке до Тянь-Шаня на западе и до Алтая на севере, где знаменитую Пазырыкскую культуру приписывают северным юэчжам.

По свидетельству Сыма Цяня, гунны первоначально находились в зависимости от юэчжей и были обязаны отправлять им в заложники своих царевичей: «В прежние времена [юэчжи] были могущественны и с презрением относились к сюнну… В это время… юэчжи достигли расцвета. Шаньюем у сюнну был Тоумань… У шаньюя был старший сын по имени Маодунь. Позднее у него появился младший сын, родившийся от любимой яньчжи (т.е. хатун). Шаньюй, желая устранить Маодуня и возвести на престол младшего сына, отправил Маодуня заложником к юэчжи» (перевод В.С. Таскина).

Археологическим свидетельством подобной зависимости является распространение с IV в. до н.э. в элитных погребениях Ордоса предметов из драгоценных металлов с изображениями в пазырыкском (скифо-сибирском) зверином стиле. Некоторые исследователи даже предполагают, что ранние тюрки имели правящую династию иранского происхождения: «Ассоциируемое со всеми этими датировками время и место существования и распада тюркского праязыка, как кажется, достаточно хорошо укладывается на широкую территорию между нынешним Ордосом и южным Саяно-Алтаем, в рамках археологической культуры Лоуфань, носители которой занимались отгонным скотоводством на большой территории и которая соседствует с юэчжи, обнаруживает обширные связи с Китаем и более скромные – с пазырыкской (этнически иранской) культурой – причём, скорее всего, они связаны с полученной на какой-то срок пазырыкской по происхождению правящей династией» (Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. М., 2006. С. 783).

Цинк.