House Katsap - We do not jump
Два драббла и один мини - сайд-стори к "Нареченным":
#1
Название: Урок (цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: [Рыжий] Призрак
Размер: драббл (985 слов)
Персонажи: хан Кончак, Кончаковна
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Все когда-то происходит в первый раз. Всему необходимо учиться. И тому, как отнимать человеческую жизнь, тоже.
читать дальше
Тысяча Стрел — обычай древний. Как само Вечное Небо, что простирается над Великой Степью. И столь же безжалостный.
— Почему я должна это делать? — угрюмо поинтересовалась Юлдуз, исподлобья глядя на отца.
— Потому, что они уже мертвы.
Кончак равнодушно скользнул взглядом по двум человеческим фигуркам, корчащимся на земле в десятке шагов от замерших в седле хана и дочери. Мужчина и женщина. Оба прикованы за одну ногу длинной, изрядно проржавевшей цепью к невысокому толстому столбику коновязи. Земля вокруг них обильно истыкана стрелами и забрызгана кровью. Взрыта и перемешана несчастными в отчаянных попытках уклониться от жалящей смерти. Впустую. С дюжину стрел таки нашли свою цель. И если мужчина с пронзенными сразу в пяти местах ногами и торчащей навылет в правом предплечье стрелой все еще пытается, помогая себе одною рукой, ползти по ставшей для него теперь едва ли не всей жизнью алой борозде вокруг коновязи, то женщина, пригвожденная стрелою в раздробленной голени к земле, лишь громко и прерывисто дышит, скорчившись в позе зародыша и держась обеими ладонями за древко в левом боку. Густая темная кровь толчками пробивается меж перепачканных землею пальцев.
Это — Тысяча Стрел. Древний ритуал призыва духов войны. Выступая в поход, племя приносит в жертву духам приговоренного к смерти преступника. Привязанного к столбу, его расстреливают из луков на полном ходу проносящиеся мимо воины. Чем больше стрел попадет в цель, но и чем дольше при этом будет жить жертва, тем благосклоннее будут духи к удальцам. Жертв может быть и две и больше. Ей можно дать больше свободы, позволив метаться на пятачке вокруг столба, словно пойманной на привязи стаей волков собаке. Одно неизменно — в конце ее ждет смерть. Вечное Небо не знает снисхождения.
— Она, — Кончак кивнул в сторону женщины, — умерла в тот миг, когда поднесла мужу чашу с отравленным кумысом. Он, — Юлдуз вслед за отцом перевела взгляд на продолжающего свое бесконечное бегство от смерти мужчину, — когда позарился на кобылу из чужого табуна. Суд и приговор к Тысяче Стрел лишь определили, как они умрут. Они дали им шанс под конец своей жалкой жизни послужить огузу. — Хан повернулся к дочери. — Быстрая и легкая смерть — лучшее благодеяние, что ты можешь для них сделать. В противном случае... — он прищурился и посмотрел на медленно вскарабкивающееся по небосклону солнце. — День обещает быть жарким. — Вновь посмотрел на несчастных. — Умирать они будут долго. И страшно. А даже если доживут до следующей ночи... — Криво усмехнулся и бросил одно только слово: — Волки.
— Я хотела, чтобы мой первый... — девушка на миг замялась, — человек... был убит мною в бою, — наконец выдавила она из себя, нервно перебирая в пальцах уздечку.
Кончак покачал головою:
— Никто не может знать заранее, насколько легко ему будет в первый раз убить человека. Не дрогнет ли его рука? Не промедлит ли он дольше необходимого? Но если это случится в настоящем бою... Твой враг вряд ли совершит ту же ошибку. — Хан тронул поводья, подавая коня чуть вперед, на пол корпуса опережая гнедого дочери. — Здесь и сейчас. Твое испытание. Или ты пройдешь его и докажешь, что я могу взять тебя в наш поход навстречу урусам. Или остаешься в аиле, подле юбки матери.
Юлдуз порывисто вскинулась, встречаясь гневным взглядом с отцом. Тот лишь чуть сузил щелки холодных серых глаз в ответ, выжидательно глядя на дочь. Громко фыркнула, встряхнула косичками из-под высокой, отороченной чернобурой лисицей шапочки и решительно соскочила с седла. Узкая ладошка легла на костяную рукоять ножа слева-сзади на поясе, и девушка широким, немного деревянным шагом направилась к умирающей женщине.
Та, словно почуяв приближение смерти, медленно подняла ей навстречу голову. Юлдуз на мгновение запнулась, словно на копье наткнувшись на взгляд пустых, мертвых, словно два провала в мир духов зияющих на обескровленном лице глаз. Судорожно сглотнула, но все же заставила себя сделать последний шаг. Потянулась вперед, хватая жертву за волосы. Запрокинула ее голову назад, открывая взгляду длинную, в разводах крови и грязи, шею и нашла глазами едва заметно бьющуюся жилку.
В этот миг мертвенно-бледные губы женщины дрогнули, складываясь в некий слабый намек на улыбку. Юлдуз почувствовала, как исчезает и без того слабое сопротивление тела несчастной, из последних сил подавшейся навстречу дочери хана.
— Прошу... — полувздох-полустон сорвался с губ приговоренной.
Кинжал ударил коротко и быстро. С хрустом вонзаясь в плоть сразу едва ли не на всю длину. Тело женщины в руках Юлдуз содрогнулось и забилось в корчах, а в лицо ударил ярко-алый, заметно дымящийся на утреннем морозце фонтан крови. Та невольно отпустила извивающуюся жертву и, зажмурившись, отшатнулась прочь. С трудом сохранив равновесие, торопливо провела по лицу правой, чистой ладонью, отирая кровь, и посмотрела на бьющееся у ее ног тело. К горлу подкатил комок.
Юлдуз переступила с ноги на ногу, борясь с медленно накатывающимся головокружением. Но от звука вязко чавкнувшего под сапожками месива из грязи и крови стало едва ли не хуже. Со свистом втянула в себя воздух, широко раздувая ноздри, и усилием воли все же заставила себя оторвать взгляд от наконец-то замершей в изломанной, неестественной позе женщины. Нашла глазами вторую жертву, поудобнее перехватила в скользкой от крови ладони нож и, не глядя перешагнула через первый в своей жизни труп.
Заслышавший шаги палача конокрад пронзительно заскулил. Цепляясь за землю пальцами с обломанными ногтями, он отчаянно пытался отползти от неумолимо надвигающейся на него смерти. Уже даже не по ставшему привычным кругу, а просто прочь, до предела натягивая удерживающую его цепь, словно надеясь порвать ее.
Напрасно. На этот раз дочь хана сделала все правильно. Усевшись жертве на спину и с силой вдавив его лицом в землю, просунула клинок под шею отчаянно что-то верещавшего мужчины и медленным широким движением перерезала горло. Подержала так некоторое время, позволяя жизни окончательно покинуть содрогающееся тело. Отерла клинок об одежду мертвеца и, убрав его в ножны, медленно выпрямилась, ища взглядом отца.
Тот уже был здесь, взирал на нее сверху вниз с высоты своего седла. Вот он поднял руку с зажатой в ней баклагой, и на голову Юлдуз обрушилась струя ледяной воды. Девушка отчаянно зажмурилась, судорожно вздохнула, сглатывая капли живительной влаги пополам с чужой кровью, смываемой с ее лица.
— Урок окончен, — провозгласил хан, отбрасывая прочь пустую баклагу, и, свесившись с седла, отвесил дочери звонкую отрезвляющую пощечину. — Воистину, ты дочь своей матери. И своего отца.
#2
Название: Цена власти (Цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: Altea N, NikaDimm
Размер: драббл (988 слов)
Персонажи: хан Кончак, ОМП, Гзак.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Власть степного хана не беспредельна и зиждется в первую очередь на его авторитете среди батыров. Авторитете, который нужно регулярно подтверждать.
читать дальше
Круг батыров шумел и гудел, словно потревоженный улей:
— На Куреск!
— На Путибль!
— Не хотим на Переясляб!
Восседавший на белой кошме в центре небольшой утоптанной площадки Кончак играл желваками и, чеканя каждое слово, упрямо гнул свое:
— Я. Сказал. Мы. Идем. На. Переясляб!
— Наш хан с возрастом ослабел умом? — насмешливо выкрикнули из колышущейся вокруг толпы беков и заслуживших право на участие в круге простых батыров. — А может, и не только умом?
Кончак резко обернулся, ища глазами наглеца.
— Араз, — негромко, но так, что гул вокруг разом несколько стих, обратился хан к дерзкому, — ты смеешь оспаривать мое право принимать решения?
Названный Аразом воин переглянулся со стоящими рядом товарищами, ища у них поддержки, и, нервно облизнув губы, все же шагнул вперед.
— Нет, мой хан, — покачал он головою. — Но батыры не понимают, почему они должны идти на Переясляб и могучие курени каганов Куябы, когда Куреск и Путибль стоят беззащитные после гибели своих батыров?
— Я уже объяснял, — Кончак на миг устало смежил глаза. — Затем, что мы не шакалы, ищущие только больную иль раненую дичь и, поджав хвост, трусливо бегущие от круторогого тура. Не время для простого грабежа, когда на нас лежит долг отомстить за павших этой зимою на Хороле батыров!
— Красиво говоришь, хан, — не унимался Араз. — Но ты ешь и пьешь с золотой посуды. Скачешь на хорезмийском аргамаке. И каждую луну нежишься в объятиях новой рабыни. А батыров хочешь лишить права обогатиться без лишнего пролития крови? Разве оставшиеся в Куреске и Путибле золото и женщины тех урус-батыров, что мы побили на Каяле, не законная наша добыча? Почему мы должны довольствоваться лишь тем, что урусы сами принесли в наши степи? Почему бы нам не забрать и то, что они оставили дома, уходя? А потом уж можно и на Переясляб, если тебе так хочется! — подбоченившись закончил свою речь половец. Окружающие его батыры одобрительно загудели.
Кончак с хрустом стиснул кулаки, повел плечами и медленно, будто вырастая из земли, поднялся с кошмы. Беки и батыры вновь смолкли. Даже Араз невольно отступил на полшага.
— Араз, — вкрадчиво начал Кончак, — ты возомнил себя ханом? Ты не только оспариваешь мои решения и предлагаешь собственные, но и снисходишь до того, чтобы в великодушии своем бросать мне кость, словно собаке?
— Нет, — немного неуверенно начал батыр. Взгляд его метнулся в сторону, туда, где в отдалении восседали Гзак и его беки, присутствовавшие на совете родственного огуза как почетные гости. Кончак хмыкнул про себя — он и не сомневался в том, кто стоит за происходящим. — Но в кругу батыров все равны! Власть хана не безгранична. Он не может не прислушиваться к мнению других членов огуза.
— Ты прав, Араз, — кивнул Кончак. — В кругу все равны. Здесь нет ни рабов ни господ. Здесь собрались воины. И ты, как и любой другой, можешь оспорить мое право вести батыров за собою.
— Что? Нет, — замотал головою запоздало сообразивший, к чему идет дело, Араз. — Я вовсе не...
— А мне сдается, что да, — Кончак осклабился, словно волк, завидевший добычу. — И меня, Кончака, сына Атрака, назовут женщиной, если я не отвечу на твой вызов. А потому, Араз, сын Кавгадыя, я предлагаю тебе решить наш спор, как подобает мужчинам Дешт-ы Кыпчак. У столба!
Загнанный в угол батыр затравленно огляделся. Но в толпе уже кто-то вскинул вверх сжатый кулак и громко провозгласил «К столбу!»
— К столбу! К столбу! — с готовностью подхватили и остальные батыры.
— В чем дело, Араз? — издевательски поинтересовался хан, любуясь замешательством на лице наглеца. — Ты страшишься моего вызова? Может, лучше сразу попросить принести вместо столба женское платье для тебя? И мы можем забыть о том, что ты когда-то назывался мужчиной?
Батыр скрипнул зубами, устремив на Кончака ненавидящий взгляд. Расстегнул пояс с саблей и, позволив ему свободно упасть наземь, молча выступил навстречу хану. Меж тем откуда-то уже появилось словно заранее для того заготовленное здоровенное гладко ошкуренное бревно — с десять локтей в длину и в три руки взрослого мужчины толщиною. Мелькнули кирка и заступ, и прямо в центре круга начала появляться яма для установки столба. Будущие поединщики сосредоточенно взирали друг на друга с противоположных от нее сторон. Наконец бревно было вкопано в землю примерно на треть, взрыхленный грунт вокруг как следует утоптан, и Кончак с Аразом, не сговариваясь, шагнули к нему.
— Хватай меня за шею, Араз, — снисходительно усмехнулся хан, сбрасывая с себя безрукавку и прижимаясь голым торсом к столбу напротив оппонента. — Боюсь, голова моя не для твоих женских ручек. — Ладони Кончака легли на голову Араза, накрыв виски и почти сомкнувшись пальцами на затылке.
Кожаные ремни захлестнули застывших друг напротив друга поединщиков, намертво связав их со столбом в центре.
— Начнем, мальчик? — рыкнул хан и тут же резко вдавил подбородок вниз, одновременно вздергивая вверх плечи, намертво стискивая в стальном капкане попытавшиеся сомкнуться на его горле руки Араза.
Во взгляде батыра плеснул страх. Мгновением позже, когда несчастный ощутил все усиливающееся давление ладоней Кончака на свой череп, сменившийся животным ужасом. Он отчаянно потянулся к шее противника, но лишь впустую царапал ее ногтями.
— Что-то не так, Араз? — усмехнулся Кончак, до боли в суставах вонзая большие пальцы в височные доли батыра.
Послышался негромкий хруст. Рот Араза раззявился в диком вое. Хан же лишь оглушительно расхохотался и еще сильнее стиснул ладони. Брызнула кровь. Вновь что-то хрустнуло, чавкнуло. Взгляд батыра утратил малейшую осмысленность, а скрюченные пальцы бессильно соскользнули с бычьей шеи Кончака.
— Нет, мальчик, рановато тебе было бросать вызов своему хану, — отчеканил тот, последним звериным усилием преодолевая сопротивление черепной коробки противника.
На столб будто плеснули красным. Тело Араза обмякло, повиснув в испачканных кровью и мозгами ладонях хана, словно тряпичная кукла. Откуда-то сбоку молча шагнул батыр, мелькнул нож, и связывающие поединщиков воедино путы исчезли. Кончак брезгливо разжал пальцы, позволяя обезображенному трупу осесть наземь, и повернулся к своим воинам и бекам. Стиснул перед собою окровавленные кулаки.
— Еще кто-нибудь желает оспорить мое право повелевать? — спросил он.
Ответом ему послужили разом воздетые к небу десятки рук и единогласный рев:
— Кончак! Кончак!
Хан так же вскинул вверх правый кулак и проревел:
— На Переясляб!
— На Переясляб! — с готовностью подхватили батыры.
Глаза Кончака и Гзака на миг встретились.
«Не в этот раз, — без труда читалось во взгляде старого лиса. — Но я не сдамся».
«Я тоже, — отвечал ему взгляд сына Атрака. — Никогда!»
#3Название: В полночь на Шарукани (цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: ghost-of-sun
Размер: мини, 2362 слова
Персонажи: князь Игорь, хан Кончак, упоминаются Овлур, Гзак, Владимир Игоревич, Свобода Кончаковна, подразумевается Юрий Кончакович
Категория: джен
Жанр: история
Рейтинг: G
Краткое содержание: Встреча Игоря и Кончака в степи уже после бегства князя из половецкого плена.
Примечание: Автор исходит из предположения, что за организацией побега Игоря Святославича мог стоять сам же Кончак, приходившийся новгород-северскому князю сватом.
читать дальше
Он опаздывал. К условленному месту встречи на развалинах Шарукани[1] Игорь Святославич должен был выйти еще утром этого дня. Но внезапно и невесть откуда в этих безлюдных обычно краях взявшиеся уже перед самым рассветом рыбаки, а затем и спустившаяся на водопой со стороны левого берега группа всадников, заставили его раньше времени прервать свой путь и глубже забиться в прибрежные заросли ивняка. И хотя ни поглощенные своим промыслом рыбаки, ни всадники на той стороне отнюдь не походили на высланную по следу беглеца погоню, а последние и вовсе вели себя беспечно и даже с явной ленцой, князь предпочел отсидеться в укрытии вплоть до нового наступления темноты. Чтобы вновь двинуться в путь и преодолеть последние две версты, отделяющие его от руин старого половецкого городка, уже при свете луны.
«Иди к Шарукани, — вспоминал он торопливое напутствие Овлура, полученное им, когда они только-только выбрались за внешнее кольцо часовых ханской ставки в устье Тора и остановились на высоком обрывистом берегу Дона[2] — Держись все время берега реки. Через степь не срезай. Пусть дольше, но спокойнее. Людей избегай. Всех. Иди только по ночам. На Шарукани тебя будет ждать верный человек. Он поможет дальше».
«А ты как же?» — удивился в тот момент Игорь.
«А я, — усмехнулся в ответ Овлур. — А я уведу погоню в другую сторону. К Орели[3] и далее на Ворсклу[4]. Пусть думают, что ты бежишь прямо в Киев».
На том они и расстались. Овлур верхом, с лошадью Игоря в заводных, устремился на северо-запад. Дорогой, что проходила в опасной близости от кочевий союзных Шаруканидам[5] Бурчевичей[6], но и в то же время была кратчайшей из тех, что вели беглеца на Русь. А князь пешком и налегке, лишь с небольшой котомкою припасов — вялеными мясом и рыбой, сыром и сушеными фруктами, луком для охоты да овлуровым мечом на поясе, спустился к самой кромке воды и зашагал на север. Покуда на востоке не забрезжило солнце, и ему не пришлось забиться в небольшую укромную пещерку в высоких меловых откосах правого берега Дона, пережидая опасное светлое время суток.
Необходимость строго следовать изрядно петляющему в этих местах течению не шибко способствовала скорости передвижения Игоря. Однако, он продолжал строго следовать наказу Овлура, и потому к Шарукани вышел лишь на девятый день пути. Хотя в седле легко одолел бы то же расстояние по прямой дня за два. Руины давней ханской ставки Шаруканидов располагались в широкой изрезанной многочисленными ручьями, сбегающими в этом месте к реке, котловине на левом берегу Дона. Сожженный русской ратью еще во времена Мономаха город уже добрых семь десятков лет как лежал покинутый своими былыми жителями. И лишь время от времени служил пристанищем для случайных путников, охотников, либо следующих через эти края армий — будь то половецкие курени[7], направляющиеся в набег на Русь или же возвращающиеся с него, иль русские рати, вторгающиеся в степь, чтоб в очередной раз устрашить тревожащих пограничные украйны «поганых».
Вот и в этот раз на замершем в угрюмом молчании городище одиноко теплился огонек небольшого костерка. Разведенного безо всякой утайки и ясно различимого еще издалека. Игорь осторожно, не спеша выдавать свое присутствие, таясь в тени невысокого оплывшего вала, некогда ограждавшего по периметру весь городок, приблизился к костру. Замер, силясь прочесть что-либо по спине сидевшего подле огня спиной к нему закутанного в темный шерстяной плащ человека. Ладонь напряженно стиснула рукоять меча.
— Да ты не стой там, коназ, — неожиданно взрезал воздух до боли знакомый голос с характерным гортанным выговором, — как этот... как у вас говорится... бедный родственник. — Человек у костра обернулся и откинул с головы капюшон плаща. — Проходи к огню, сват. Поговорим. Выпьем.
— Кончак? — не веря своим глазам, выдохнул Игорь и затравленно огляделся вокруг, ожидая, что вот-вот из темноты возникнут батыры половецкого хана с саблями наголо.
— Не боись, — усмехнулся тот и швырнул в сторону князя глухо булькнувшую баклагу. — Здесь и сейчас ты в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Потрясенный князь на автомате поймал летевшую прямо в него флягу, но откупоривать ее не торопился. Хотя и ночь не спешила озаряться факелами и выкриками спешащих схватить беглеца степняков. Покровительственно улыбающийся у костра Кончак так и оставался единственной живой душой вокруг.
— Так все-таки, — наконец-то вымолвил Игорь, отпуская рукоять меча и делая шаг в сторону огня, — Овлур был от тебя?
— Сразу догадался? — хитро прищурился хан.
Князь покачал в ответ головою, выдернул пробку из баклаги и сделал короткий обжигающий глоток.
— Была такая мысль. Но уверенности не было. А сам он впрямую ничего отвечать не желал.
— А что Овлур — человек из огуза[8] Гзака, ты знал? — еще шире улыбнувшись, поинтересовался Кончак и протянул руку за баклагою.
— Нет, — Игорь покачал головою и, отдав флягу ее владельцу, устало опустился подле костра рядом с ханом.
— А это так! — Кончака буквально распирало от гордости за лихо провернутую им интригу. — Я переманил его давно. Еще когда старый дурак Гзак обошел мальчишку заслуженной наградою за удаль в походе за Трулл[9], в Романию. И вот пришло время для самой большой услуги, что он мог мне оказать. Большой. И последней, — с внезапно прорезавшимся в голосе металлом закончил хан.
Игорь вздрогнул и внимательно посмотрел собеседнику прямо в глаза:
— Овлур мертв? — в его памяти невольно всплыли события пятилетней давности у Долобского озера — челн на водах Черторыя и батыр с перерезанным горлом, медленно падающий за борт.
— Шесть дней уж как, — не дрогнув лицом и ни на миг не отведя взгляда, кивнул в ответ Кончак. Святославич потрясенно молчал. — Ты думал, он просто так направил бег своего коня на север и запад? — с отчетливо читаемым чувством превосходства в голосе пустился в объяснения половец. — Он знал, что я уже иду назад от Переясляба[10]. Иду вниз по Варуху[11]. И скакал навстречу ко мне, чтоб растворится среди моих батыров. Он верил, что я знаю, как объяснить Гзаку и всем прочим, кто пожелает задать вопросы, исчезновение беглецов прямо под носом у моих куреней. — Кончак хищно осклабился. — Но к чему мне такие сложности? Если я не могу показать другим ханам вновь изловленного урусского коназа, то я хотя бы могу предъявить им голову предателя, что помог тому сбежать. Мои люди зарубили его на Орели. При попытке скрыться от них, разумеется, — многозначительно усмехнулся он. — А коназ... что коназ? Ушел коназ, — с притворным сожалением развел руками хан. — Может быть даже нашел убежище у Бурдж-оглы[12]. Ведь один из их ханов в родстве с младшим из каганов[13] Урусии[14]! Ай, не продались ли Бурдж-оглы после прошлогодней трепки урусам? — сокрушенно покачал он головою. — Ай, не прижать ли отступников к ногтю? Но сперва, конечно, следует разобраться с Гзаком, человек которого помог сбежать коназу Ыгору.
— Но для чего все это? — не выдержал Святославич. — Для чего тебе выставлять крайним в моем бегстве Гзака? Бросать тень подозрения на Бурчевичей? Для чего стравливать друг с другом разные колена собственного народа?
— Для чего? — резко подался вперед Кончак, опасно сощурив глаза и разом отметая прочь всякую наигранность. — Для того, чтоб не было подобных нашему с Гзаком спора после разгрома твоего войска на Калке, коназ Ыгор. Спора о том, куда идти набегом в ответ? На Сейм к Куреску[15] и Путиблю[16]? Или за Ворсклу, Хорол и Сулу, к Переяслябу? Для того, чтоб все курени кыпчакские собрать в один кулак, — хан демонстративно стиснул пальцы, скрипнув кожаной покрытой стальными бляшками рукавицой. — И этим кулаком, а не растопыренной пятерней, как мы привыкли, бить врагов наших. — Кулак хана с силой ударил в землю возле невольно вздрогнувшего князя. — Именно тех куреней, что Гзак, этот старый тупой баран, увел на Сейм, и не хватило мне пол-луны тому назад, чтоб взять Переясляб. Хотя бы трех-четырех лишних куреней! И город был бы моим! — Он стиснул в ладони горсть земли, поднес ее к лицу и медленно разжал пальцы. — Впервые... впервые с тех пор, как наши предки пришли в эти земли из-за широких вод Итиля[17], крупный, богатый город Урусии покорился бы кыпчакам. Хан, которому удалось сделать это, стал бы сильнейшим в степи. К нему потянулись бы все ищущие богатства и славы батыры. Перед ним склонили бы голову ханы помельче...
— Не преувеличиваешь ли ты значение Переяславля, хан? — с сомнением в голосе поинтересовался Игорь.
Кончак лишь грустно улыбнулся в ответ.
— Ты не знаешь, коназ, какие песни до сих пор поют у нас в степи о подвигах батыров времен Боняка[18], Тугор-хана[19] и деда моего Сары-хана[20]! Громивших курени каганов Урусии и доходивших до стен самой Куябы[21]! — Он с тоскою во взгляде обвел царившее вокруг запустение. — О той поре, когда род мой владел в этих краях городами и крепостями, виноградниками и пашнями... — Ненадолго замолчал, затем, чуть поведя плечами, продолжил: — Пока не пришли ваши батыры и не сравняли все это с землею. А потом еще раз. Пока ханы не бежали прочь из степей Бузуга[22]. А уцелевшие жители не покинули пепелища и не ушли, кто в Урусию, а кто в Аланию...
— И ты веришь, что все это можно вернуть? — Новгород-северский князь удивленно покачал головой.
— Нет, — отрезал хан. — Но всегда можно создать что-то новое. — Он устремил на князя пристальный немигающий взгляд. — Нечто сильное, крепкое. Что заставит считаться с собою всех окрест. От Итиля и до Трулла, от Куябы и до Кустадинии[23].
Игорь недоверчиво усмехнулся.
— Ты возомнил себя вторым Александром Великим, хан?
Кончак снисходительно улыбнулся в ответ:
— Нет, коназ. Я тщеславен, не спорю, — развел он руками, словно извиняясь. — Но я не глуп. И я уже достаточно стар. Мне не пройти тропою Искандера Двурогого. Подобные ему не возникают на пустом месте. Они стоят на плечах тех, кто подготовил их пришествие. Кто выковал тот меч, что в их руках сокрушит народы и царства...
— Ты готовишь почву для своего сына, — догадался наконец Святославич. Кончак молча кивнул в ответ. — Ты хочешь, чтобы он объединил под своею властью все колена вашего народа. — Игорь задумчиво устремил взгляд в огонь. — Прости, хан, но я не могу пожелать тебе в этом удачи.
— Я никогда не полагался на удачу, — пожал плечами Кончак. — Я всегда подчинял ее своей воле. — Внезапно скривился. — Или же она подчиняла меня себе.
— И все-таки, — с нажимом проговорил князь, — зачем тебе эта встреча? Именно здесь и сейчас. Зачем так рисковать, оставлять свои полки и являться лично? Просто чтоб перемолвиться со мною парой слов?
— А почему бы и нет? — хмыкнул хан. — Да заодно лично проследить, что задуманное мною осуществилось. Ты жив и здоров, и уже в двух шагах от дома.
— Но мой сын... — начал было Игорь.
— А также твои брат и сын другого твоего брата, — Кончак прервал его на полуслове, — останутся пока у меня. И сын твой, как и уговаривались мы пять лет тому, возьмет в жены мою дочь. Как только я буду уверен в крепости их брака — когда Ульдемир-оглан сделает Юлдуз-бике ребенка — он сможет вернуться к тебе. С женою и ребенком.
Игорь улыбнулся одними только уголками губ:
— Ты таки добился своего, хан. Породнился с Рюриковичами.
— Да, — серьезно кивнул Кончак. — Вы, урус-коназы, так долго и так старательно обходили стороною наш огуз. Должно быть, в память о моем славном деде!
— Но что тебе даст союз с князем новгород-северским? — недоуменно фыркнул Святославич. — Тебе бы метить в родичи к великому князю киевскому.
— Так твой огуз, коназ, Олаг-оглы[24], сейчас в большой силе, — медленно, словно втолковывая ребенку, начал хан. — Твой старший родич Святосляб — первый из каганов Куябы. А ты сам однажды станешь коназом Чурнагива[25]. Быть может, и внук мой когда-нибудь. К тому же, — Кончак вольготно откинулся назад, — в аманатах у меня твои брат и сын брата твоего. А значит, я еще долго могу не опасаться появления ваших куреней в своих степях. Да и Святосляб из Куябы поостерегется рисковать жизнями младших родичей своих. — Довольно осклабился. — Вы не тронете меня, коназ. Даже в отместку за то, что учинили мои батыры в эту луну под Переяслябом. Стерпите. Зубами скрипнете, но стерпите. А я, тем временем, продолжу сжимать народ свой в кулак. — Хан внезапно резко поднялся с земли. — Но довольно, коназ. Ночь коротка, и она уже перевалила за середину. А путь до Харка[26] тебе еще не близкий. — И, повернув голову куда-то в сторону, отрывисто позвал: — Товлыз!
Ночной мрак в пяти саженях от костра, возле которого сидели хан и князь, сгустился в высокую плотную фигуру. Игорь, все это время полагавший, что они с Кончаком и в самом деле здесь совершенно одни, вновь вздрогнул и опасливо поежился.
— Не беспокойся, коназ Ыгор, — хан одарил его насмешливым взглядом сверху вниз. — Он ни слова не понимает по-урусски и не мог подслушать наш разговор. А потому ему нечего опасаться за свою жизнь. — Улыбка степняка стала шире. — Пока. — Он вновь обернулся к батыру и отдал тому несколько коротких лающих команд. Тот согнулся в коротком поклоне и вновь растворился в темноте. — Мы уходим, — сообщил Кончак, запахивая плащ и отступая от начавшего потихоньку затухать костерка. — К северу отсюда, у разрушенной каменный стены, ты найдешь оседланную лошадь. Со свежими припасами, водой и овсом. Держи путь дальше вдоль Бузуга до излучины. Теперь можешь никого не страшиться. Мои курени уже прошли к югу. А Гзак идет по левому берегу. Потому на Каганов перевоз[27] не сворачивай, а от излучины скачи прямо на север к Харку. И дальше на Ворсклу. — Уже почти слившись с тенью, в которой только что исчез и его слуга, хан чуть насмешливо закончил: — По следам куреней Гзака пойдешь, коназ. Тебе не понравится. Но коли будешь меня за друга и родича всегда держать, то не видать тебе никогда больше такого разора. Если... будешь...
Тишина опустилась на развалины древней половецкой станицы, и Игорь теперь уже и в самом деле остался один. Некоторое время он еще молча взирал на медленно угасающее пламя костра, переваривая все услышанное. Наконец встал, затоптал кострище и решительным шагом направился в указанном ханом направлении.
Степняк не обманул. Спокойная каурая лошадка ждала его привязанной к скрюченному деревцу, растущему прямо из основания осевшей внутрь себя башни, некогда, должно быть, доминировавшей над всей Шаруканью. Игорь отвязал поводья и вскочил в седло. Его ждал еще долгий путь. Совсем недолгий до стен Донца[28] — вольного, не подчиняющегося никому из русских князей городка бродников[29] не далее как в одном-двух днях пути отсюда. И дальше — уже к границам родной Северской земли. Встреча и тяжкий разговор с женой. Встреча и не менее тяжелое объяснения с братом Ярославом и дядей Святославом. О многом расскажет им он: о своей гордыне, что толкнула его в этот столь несвоевременный и необдуманный поход; о своем легкомыслии, что привело его на Калку после первых нежданных успехов; о своем пленении и чудесном побеге. Но многое и утаит. Промолчит о судьбе, постигшей спасителя его — крещеного половца Овлура. О роли Кончака в его бегстве, и об этой странной встрече на руинах Шарукани. О грезах половецкого хана.
Он даже не рискнет явиться в Донец верхом на оседланном по-половецки коне, предпочтя отпустить его в поле за две версты до города, и завершить свой путь уже пешком, как и начал. К вечеру в пятницу, на одиннадцатый день после своего побега. Словно и не было ничего. Так, приснилось. В полночь. На Шарукани.
#1
Название: Урок (цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: [Рыжий] Призрак
Размер: драббл (985 слов)
Персонажи: хан Кончак, Кончаковна
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Все когда-то происходит в первый раз. Всему необходимо учиться. И тому, как отнимать человеческую жизнь, тоже.
читать дальше
Май 1185 года
Тысяча Стрел — обычай древний. Как само Вечное Небо, что простирается над Великой Степью. И столь же безжалостный.
— Почему я должна это делать? — угрюмо поинтересовалась Юлдуз, исподлобья глядя на отца.
— Потому, что они уже мертвы.
Кончак равнодушно скользнул взглядом по двум человеческим фигуркам, корчащимся на земле в десятке шагов от замерших в седле хана и дочери. Мужчина и женщина. Оба прикованы за одну ногу длинной, изрядно проржавевшей цепью к невысокому толстому столбику коновязи. Земля вокруг них обильно истыкана стрелами и забрызгана кровью. Взрыта и перемешана несчастными в отчаянных попытках уклониться от жалящей смерти. Впустую. С дюжину стрел таки нашли свою цель. И если мужчина с пронзенными сразу в пяти местах ногами и торчащей навылет в правом предплечье стрелой все еще пытается, помогая себе одною рукой, ползти по ставшей для него теперь едва ли не всей жизнью алой борозде вокруг коновязи, то женщина, пригвожденная стрелою в раздробленной голени к земле, лишь громко и прерывисто дышит, скорчившись в позе зародыша и держась обеими ладонями за древко в левом боку. Густая темная кровь толчками пробивается меж перепачканных землею пальцев.
Это — Тысяча Стрел. Древний ритуал призыва духов войны. Выступая в поход, племя приносит в жертву духам приговоренного к смерти преступника. Привязанного к столбу, его расстреливают из луков на полном ходу проносящиеся мимо воины. Чем больше стрел попадет в цель, но и чем дольше при этом будет жить жертва, тем благосклоннее будут духи к удальцам. Жертв может быть и две и больше. Ей можно дать больше свободы, позволив метаться на пятачке вокруг столба, словно пойманной на привязи стаей волков собаке. Одно неизменно — в конце ее ждет смерть. Вечное Небо не знает снисхождения.
— Она, — Кончак кивнул в сторону женщины, — умерла в тот миг, когда поднесла мужу чашу с отравленным кумысом. Он, — Юлдуз вслед за отцом перевела взгляд на продолжающего свое бесконечное бегство от смерти мужчину, — когда позарился на кобылу из чужого табуна. Суд и приговор к Тысяче Стрел лишь определили, как они умрут. Они дали им шанс под конец своей жалкой жизни послужить огузу. — Хан повернулся к дочери. — Быстрая и легкая смерть — лучшее благодеяние, что ты можешь для них сделать. В противном случае... — он прищурился и посмотрел на медленно вскарабкивающееся по небосклону солнце. — День обещает быть жарким. — Вновь посмотрел на несчастных. — Умирать они будут долго. И страшно. А даже если доживут до следующей ночи... — Криво усмехнулся и бросил одно только слово: — Волки.
— Я хотела, чтобы мой первый... — девушка на миг замялась, — человек... был убит мною в бою, — наконец выдавила она из себя, нервно перебирая в пальцах уздечку.
Кончак покачал головою:
— Никто не может знать заранее, насколько легко ему будет в первый раз убить человека. Не дрогнет ли его рука? Не промедлит ли он дольше необходимого? Но если это случится в настоящем бою... Твой враг вряд ли совершит ту же ошибку. — Хан тронул поводья, подавая коня чуть вперед, на пол корпуса опережая гнедого дочери. — Здесь и сейчас. Твое испытание. Или ты пройдешь его и докажешь, что я могу взять тебя в наш поход навстречу урусам. Или остаешься в аиле, подле юбки матери.
Юлдуз порывисто вскинулась, встречаясь гневным взглядом с отцом. Тот лишь чуть сузил щелки холодных серых глаз в ответ, выжидательно глядя на дочь. Громко фыркнула, встряхнула косичками из-под высокой, отороченной чернобурой лисицей шапочки и решительно соскочила с седла. Узкая ладошка легла на костяную рукоять ножа слева-сзади на поясе, и девушка широким, немного деревянным шагом направилась к умирающей женщине.
Та, словно почуяв приближение смерти, медленно подняла ей навстречу голову. Юлдуз на мгновение запнулась, словно на копье наткнувшись на взгляд пустых, мертвых, словно два провала в мир духов зияющих на обескровленном лице глаз. Судорожно сглотнула, но все же заставила себя сделать последний шаг. Потянулась вперед, хватая жертву за волосы. Запрокинула ее голову назад, открывая взгляду длинную, в разводах крови и грязи, шею и нашла глазами едва заметно бьющуюся жилку.
В этот миг мертвенно-бледные губы женщины дрогнули, складываясь в некий слабый намек на улыбку. Юлдуз почувствовала, как исчезает и без того слабое сопротивление тела несчастной, из последних сил подавшейся навстречу дочери хана.
— Прошу... — полувздох-полустон сорвался с губ приговоренной.
Кинжал ударил коротко и быстро. С хрустом вонзаясь в плоть сразу едва ли не на всю длину. Тело женщины в руках Юлдуз содрогнулось и забилось в корчах, а в лицо ударил ярко-алый, заметно дымящийся на утреннем морозце фонтан крови. Та невольно отпустила извивающуюся жертву и, зажмурившись, отшатнулась прочь. С трудом сохранив равновесие, торопливо провела по лицу правой, чистой ладонью, отирая кровь, и посмотрела на бьющееся у ее ног тело. К горлу подкатил комок.
Юлдуз переступила с ноги на ногу, борясь с медленно накатывающимся головокружением. Но от звука вязко чавкнувшего под сапожками месива из грязи и крови стало едва ли не хуже. Со свистом втянула в себя воздух, широко раздувая ноздри, и усилием воли все же заставила себя оторвать взгляд от наконец-то замершей в изломанной, неестественной позе женщины. Нашла глазами вторую жертву, поудобнее перехватила в скользкой от крови ладони нож и, не глядя перешагнула через первый в своей жизни труп.
Заслышавший шаги палача конокрад пронзительно заскулил. Цепляясь за землю пальцами с обломанными ногтями, он отчаянно пытался отползти от неумолимо надвигающейся на него смерти. Уже даже не по ставшему привычным кругу, а просто прочь, до предела натягивая удерживающую его цепь, словно надеясь порвать ее.
Напрасно. На этот раз дочь хана сделала все правильно. Усевшись жертве на спину и с силой вдавив его лицом в землю, просунула клинок под шею отчаянно что-то верещавшего мужчины и медленным широким движением перерезала горло. Подержала так некоторое время, позволяя жизни окончательно покинуть содрогающееся тело. Отерла клинок об одежду мертвеца и, убрав его в ножны, медленно выпрямилась, ища взглядом отца.
Тот уже был здесь, взирал на нее сверху вниз с высоты своего седла. Вот он поднял руку с зажатой в ней баклагой, и на голову Юлдуз обрушилась струя ледяной воды. Девушка отчаянно зажмурилась, судорожно вздохнула, сглатывая капли живительной влаги пополам с чужой кровью, смываемой с ее лица.
— Урок окончен, — провозгласил хан, отбрасывая прочь пустую баклагу, и, свесившись с седла, отвесил дочери звонкую отрезвляющую пощечину. — Воистину, ты дочь своей матери. И своего отца.
#2
Название: Цена власти (Цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: Altea N, NikaDimm
Размер: драббл (988 слов)
Персонажи: хан Кончак, ОМП, Гзак.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Власть степного хана не беспредельна и зиждется в первую очередь на его авторитете среди батыров. Авторитете, который нужно регулярно подтверждать.
читать дальше
Июнь 1185 года
Круг батыров шумел и гудел, словно потревоженный улей:
— На Куреск!
— На Путибль!
— Не хотим на Переясляб!
Восседавший на белой кошме в центре небольшой утоптанной площадки Кончак играл желваками и, чеканя каждое слово, упрямо гнул свое:
— Я. Сказал. Мы. Идем. На. Переясляб!
— Наш хан с возрастом ослабел умом? — насмешливо выкрикнули из колышущейся вокруг толпы беков и заслуживших право на участие в круге простых батыров. — А может, и не только умом?
Кончак резко обернулся, ища глазами наглеца.
— Араз, — негромко, но так, что гул вокруг разом несколько стих, обратился хан к дерзкому, — ты смеешь оспаривать мое право принимать решения?
Названный Аразом воин переглянулся со стоящими рядом товарищами, ища у них поддержки, и, нервно облизнув губы, все же шагнул вперед.
— Нет, мой хан, — покачал он головою. — Но батыры не понимают, почему они должны идти на Переясляб и могучие курени каганов Куябы, когда Куреск и Путибль стоят беззащитные после гибели своих батыров?
— Я уже объяснял, — Кончак на миг устало смежил глаза. — Затем, что мы не шакалы, ищущие только больную иль раненую дичь и, поджав хвост, трусливо бегущие от круторогого тура. Не время для простого грабежа, когда на нас лежит долг отомстить за павших этой зимою на Хороле батыров!
— Красиво говоришь, хан, — не унимался Араз. — Но ты ешь и пьешь с золотой посуды. Скачешь на хорезмийском аргамаке. И каждую луну нежишься в объятиях новой рабыни. А батыров хочешь лишить права обогатиться без лишнего пролития крови? Разве оставшиеся в Куреске и Путибле золото и женщины тех урус-батыров, что мы побили на Каяле, не законная наша добыча? Почему мы должны довольствоваться лишь тем, что урусы сами принесли в наши степи? Почему бы нам не забрать и то, что они оставили дома, уходя? А потом уж можно и на Переясляб, если тебе так хочется! — подбоченившись закончил свою речь половец. Окружающие его батыры одобрительно загудели.
Кончак с хрустом стиснул кулаки, повел плечами и медленно, будто вырастая из земли, поднялся с кошмы. Беки и батыры вновь смолкли. Даже Араз невольно отступил на полшага.
— Араз, — вкрадчиво начал Кончак, — ты возомнил себя ханом? Ты не только оспариваешь мои решения и предлагаешь собственные, но и снисходишь до того, чтобы в великодушии своем бросать мне кость, словно собаке?
— Нет, — немного неуверенно начал батыр. Взгляд его метнулся в сторону, туда, где в отдалении восседали Гзак и его беки, присутствовавшие на совете родственного огуза как почетные гости. Кончак хмыкнул про себя — он и не сомневался в том, кто стоит за происходящим. — Но в кругу батыров все равны! Власть хана не безгранична. Он не может не прислушиваться к мнению других членов огуза.
— Ты прав, Араз, — кивнул Кончак. — В кругу все равны. Здесь нет ни рабов ни господ. Здесь собрались воины. И ты, как и любой другой, можешь оспорить мое право вести батыров за собою.
— Что? Нет, — замотал головою запоздало сообразивший, к чему идет дело, Араз. — Я вовсе не...
— А мне сдается, что да, — Кончак осклабился, словно волк, завидевший добычу. — И меня, Кончака, сына Атрака, назовут женщиной, если я не отвечу на твой вызов. А потому, Араз, сын Кавгадыя, я предлагаю тебе решить наш спор, как подобает мужчинам Дешт-ы Кыпчак. У столба!
Загнанный в угол батыр затравленно огляделся. Но в толпе уже кто-то вскинул вверх сжатый кулак и громко провозгласил «К столбу!»
— К столбу! К столбу! — с готовностью подхватили и остальные батыры.
— В чем дело, Араз? — издевательски поинтересовался хан, любуясь замешательством на лице наглеца. — Ты страшишься моего вызова? Может, лучше сразу попросить принести вместо столба женское платье для тебя? И мы можем забыть о том, что ты когда-то назывался мужчиной?
Батыр скрипнул зубами, устремив на Кончака ненавидящий взгляд. Расстегнул пояс с саблей и, позволив ему свободно упасть наземь, молча выступил навстречу хану. Меж тем откуда-то уже появилось словно заранее для того заготовленное здоровенное гладко ошкуренное бревно — с десять локтей в длину и в три руки взрослого мужчины толщиною. Мелькнули кирка и заступ, и прямо в центре круга начала появляться яма для установки столба. Будущие поединщики сосредоточенно взирали друг на друга с противоположных от нее сторон. Наконец бревно было вкопано в землю примерно на треть, взрыхленный грунт вокруг как следует утоптан, и Кончак с Аразом, не сговариваясь, шагнули к нему.
— Хватай меня за шею, Араз, — снисходительно усмехнулся хан, сбрасывая с себя безрукавку и прижимаясь голым торсом к столбу напротив оппонента. — Боюсь, голова моя не для твоих женских ручек. — Ладони Кончака легли на голову Араза, накрыв виски и почти сомкнувшись пальцами на затылке.
Кожаные ремни захлестнули застывших друг напротив друга поединщиков, намертво связав их со столбом в центре.
— Начнем, мальчик? — рыкнул хан и тут же резко вдавил подбородок вниз, одновременно вздергивая вверх плечи, намертво стискивая в стальном капкане попытавшиеся сомкнуться на его горле руки Араза.
Во взгляде батыра плеснул страх. Мгновением позже, когда несчастный ощутил все усиливающееся давление ладоней Кончака на свой череп, сменившийся животным ужасом. Он отчаянно потянулся к шее противника, но лишь впустую царапал ее ногтями.
— Что-то не так, Араз? — усмехнулся Кончак, до боли в суставах вонзая большие пальцы в височные доли батыра.
Послышался негромкий хруст. Рот Араза раззявился в диком вое. Хан же лишь оглушительно расхохотался и еще сильнее стиснул ладони. Брызнула кровь. Вновь что-то хрустнуло, чавкнуло. Взгляд батыра утратил малейшую осмысленность, а скрюченные пальцы бессильно соскользнули с бычьей шеи Кончака.
— Нет, мальчик, рановато тебе было бросать вызов своему хану, — отчеканил тот, последним звериным усилием преодолевая сопротивление черепной коробки противника.
На столб будто плеснули красным. Тело Араза обмякло, повиснув в испачканных кровью и мозгами ладонях хана, словно тряпичная кукла. Откуда-то сбоку молча шагнул батыр, мелькнул нож, и связывающие поединщиков воедино путы исчезли. Кончак брезгливо разжал пальцы, позволяя обезображенному трупу осесть наземь, и повернулся к своим воинам и бекам. Стиснул перед собою окровавленные кулаки.
— Еще кто-нибудь желает оспорить мое право повелевать? — спросил он.
Ответом ему послужили разом воздетые к небу десятки рук и единогласный рев:
— Кончак! Кончак!
Хан так же вскинул вверх правый кулак и проревел:
— На Переясляб!
— На Переясляб! — с готовностью подхватили батыры.
Глаза Кончака и Гзака на миг встретились.
«Не в этот раз, — без труда читалось во взгляде старого лиса. — Но я не сдамся».
«Я тоже, — отвечал ему взгляд сына Атрака. — Никогда!»
#3Название: В полночь на Шарукани (цикл «Наречённые»)
Автор: Даумантас
Бета: ghost-of-sun
Размер: мини, 2362 слова
Персонажи: князь Игорь, хан Кончак, упоминаются Овлур, Гзак, Владимир Игоревич, Свобода Кончаковна, подразумевается Юрий Кончакович
Категория: джен
Жанр: история
Рейтинг: G
Краткое содержание: Встреча Игоря и Кончака в степи уже после бегства князя из половецкого плена.
Примечание: Автор исходит из предположения, что за организацией побега Игоря Святославича мог стоять сам же Кончак, приходившийся новгород-северскому князю сватом.
читать дальше
В полночь на Шарукани.
Он опаздывал. К условленному месту встречи на развалинах Шарукани[1] Игорь Святославич должен был выйти еще утром этого дня. Но внезапно и невесть откуда в этих безлюдных обычно краях взявшиеся уже перед самым рассветом рыбаки, а затем и спустившаяся на водопой со стороны левого берега группа всадников, заставили его раньше времени прервать свой путь и глубже забиться в прибрежные заросли ивняка. И хотя ни поглощенные своим промыслом рыбаки, ни всадники на той стороне отнюдь не походили на высланную по следу беглеца погоню, а последние и вовсе вели себя беспечно и даже с явной ленцой, князь предпочел отсидеться в укрытии вплоть до нового наступления темноты. Чтобы вновь двинуться в путь и преодолеть последние две версты, отделяющие его от руин старого половецкого городка, уже при свете луны.
«Иди к Шарукани, — вспоминал он торопливое напутствие Овлура, полученное им, когда они только-только выбрались за внешнее кольцо часовых ханской ставки в устье Тора и остановились на высоком обрывистом берегу Дона[2] — Держись все время берега реки. Через степь не срезай. Пусть дольше, но спокойнее. Людей избегай. Всех. Иди только по ночам. На Шарукани тебя будет ждать верный человек. Он поможет дальше».
«А ты как же?» — удивился в тот момент Игорь.
«А я, — усмехнулся в ответ Овлур. — А я уведу погоню в другую сторону. К Орели[3] и далее на Ворсклу[4]. Пусть думают, что ты бежишь прямо в Киев».
На том они и расстались. Овлур верхом, с лошадью Игоря в заводных, устремился на северо-запад. Дорогой, что проходила в опасной близости от кочевий союзных Шаруканидам[5] Бурчевичей[6], но и в то же время была кратчайшей из тех, что вели беглеца на Русь. А князь пешком и налегке, лишь с небольшой котомкою припасов — вялеными мясом и рыбой, сыром и сушеными фруктами, луком для охоты да овлуровым мечом на поясе, спустился к самой кромке воды и зашагал на север. Покуда на востоке не забрезжило солнце, и ему не пришлось забиться в небольшую укромную пещерку в высоких меловых откосах правого берега Дона, пережидая опасное светлое время суток.
Необходимость строго следовать изрядно петляющему в этих местах течению не шибко способствовала скорости передвижения Игоря. Однако, он продолжал строго следовать наказу Овлура, и потому к Шарукани вышел лишь на девятый день пути. Хотя в седле легко одолел бы то же расстояние по прямой дня за два. Руины давней ханской ставки Шаруканидов располагались в широкой изрезанной многочисленными ручьями, сбегающими в этом месте к реке, котловине на левом берегу Дона. Сожженный русской ратью еще во времена Мономаха город уже добрых семь десятков лет как лежал покинутый своими былыми жителями. И лишь время от времени служил пристанищем для случайных путников, охотников, либо следующих через эти края армий — будь то половецкие курени[7], направляющиеся в набег на Русь или же возвращающиеся с него, иль русские рати, вторгающиеся в степь, чтоб в очередной раз устрашить тревожащих пограничные украйны «поганых».
Вот и в этот раз на замершем в угрюмом молчании городище одиноко теплился огонек небольшого костерка. Разведенного безо всякой утайки и ясно различимого еще издалека. Игорь осторожно, не спеша выдавать свое присутствие, таясь в тени невысокого оплывшего вала, некогда ограждавшего по периметру весь городок, приблизился к костру. Замер, силясь прочесть что-либо по спине сидевшего подле огня спиной к нему закутанного в темный шерстяной плащ человека. Ладонь напряженно стиснула рукоять меча.
— Да ты не стой там, коназ, — неожиданно взрезал воздух до боли знакомый голос с характерным гортанным выговором, — как этот... как у вас говорится... бедный родственник. — Человек у костра обернулся и откинул с головы капюшон плаща. — Проходи к огню, сват. Поговорим. Выпьем.
— Кончак? — не веря своим глазам, выдохнул Игорь и затравленно огляделся вокруг, ожидая, что вот-вот из темноты возникнут батыры половецкого хана с саблями наголо.
— Не боись, — усмехнулся тот и швырнул в сторону князя глухо булькнувшую баклагу. — Здесь и сейчас ты в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Потрясенный князь на автомате поймал летевшую прямо в него флягу, но откупоривать ее не торопился. Хотя и ночь не спешила озаряться факелами и выкриками спешащих схватить беглеца степняков. Покровительственно улыбающийся у костра Кончак так и оставался единственной живой душой вокруг.
— Так все-таки, — наконец-то вымолвил Игорь, отпуская рукоять меча и делая шаг в сторону огня, — Овлур был от тебя?
— Сразу догадался? — хитро прищурился хан.
Князь покачал в ответ головою, выдернул пробку из баклаги и сделал короткий обжигающий глоток.
— Была такая мысль. Но уверенности не было. А сам он впрямую ничего отвечать не желал.
— А что Овлур — человек из огуза[8] Гзака, ты знал? — еще шире улыбнувшись, поинтересовался Кончак и протянул руку за баклагою.
— Нет, — Игорь покачал головою и, отдав флягу ее владельцу, устало опустился подле костра рядом с ханом.
— А это так! — Кончака буквально распирало от гордости за лихо провернутую им интригу. — Я переманил его давно. Еще когда старый дурак Гзак обошел мальчишку заслуженной наградою за удаль в походе за Трулл[9], в Романию. И вот пришло время для самой большой услуги, что он мог мне оказать. Большой. И последней, — с внезапно прорезавшимся в голосе металлом закончил хан.
Игорь вздрогнул и внимательно посмотрел собеседнику прямо в глаза:
— Овлур мертв? — в его памяти невольно всплыли события пятилетней давности у Долобского озера — челн на водах Черторыя и батыр с перерезанным горлом, медленно падающий за борт.
— Шесть дней уж как, — не дрогнув лицом и ни на миг не отведя взгляда, кивнул в ответ Кончак. Святославич потрясенно молчал. — Ты думал, он просто так направил бег своего коня на север и запад? — с отчетливо читаемым чувством превосходства в голосе пустился в объяснения половец. — Он знал, что я уже иду назад от Переясляба[10]. Иду вниз по Варуху[11]. И скакал навстречу ко мне, чтоб растворится среди моих батыров. Он верил, что я знаю, как объяснить Гзаку и всем прочим, кто пожелает задать вопросы, исчезновение беглецов прямо под носом у моих куреней. — Кончак хищно осклабился. — Но к чему мне такие сложности? Если я не могу показать другим ханам вновь изловленного урусского коназа, то я хотя бы могу предъявить им голову предателя, что помог тому сбежать. Мои люди зарубили его на Орели. При попытке скрыться от них, разумеется, — многозначительно усмехнулся он. — А коназ... что коназ? Ушел коназ, — с притворным сожалением развел руками хан. — Может быть даже нашел убежище у Бурдж-оглы[12]. Ведь один из их ханов в родстве с младшим из каганов[13] Урусии[14]! Ай, не продались ли Бурдж-оглы после прошлогодней трепки урусам? — сокрушенно покачал он головою. — Ай, не прижать ли отступников к ногтю? Но сперва, конечно, следует разобраться с Гзаком, человек которого помог сбежать коназу Ыгору.
— Но для чего все это? — не выдержал Святославич. — Для чего тебе выставлять крайним в моем бегстве Гзака? Бросать тень подозрения на Бурчевичей? Для чего стравливать друг с другом разные колена собственного народа?
— Для чего? — резко подался вперед Кончак, опасно сощурив глаза и разом отметая прочь всякую наигранность. — Для того, чтоб не было подобных нашему с Гзаком спора после разгрома твоего войска на Калке, коназ Ыгор. Спора о том, куда идти набегом в ответ? На Сейм к Куреску[15] и Путиблю[16]? Или за Ворсклу, Хорол и Сулу, к Переяслябу? Для того, чтоб все курени кыпчакские собрать в один кулак, — хан демонстративно стиснул пальцы, скрипнув кожаной покрытой стальными бляшками рукавицой. — И этим кулаком, а не растопыренной пятерней, как мы привыкли, бить врагов наших. — Кулак хана с силой ударил в землю возле невольно вздрогнувшего князя. — Именно тех куреней, что Гзак, этот старый тупой баран, увел на Сейм, и не хватило мне пол-луны тому назад, чтоб взять Переясляб. Хотя бы трех-четырех лишних куреней! И город был бы моим! — Он стиснул в ладони горсть земли, поднес ее к лицу и медленно разжал пальцы. — Впервые... впервые с тех пор, как наши предки пришли в эти земли из-за широких вод Итиля[17], крупный, богатый город Урусии покорился бы кыпчакам. Хан, которому удалось сделать это, стал бы сильнейшим в степи. К нему потянулись бы все ищущие богатства и славы батыры. Перед ним склонили бы голову ханы помельче...
— Не преувеличиваешь ли ты значение Переяславля, хан? — с сомнением в голосе поинтересовался Игорь.
Кончак лишь грустно улыбнулся в ответ.
— Ты не знаешь, коназ, какие песни до сих пор поют у нас в степи о подвигах батыров времен Боняка[18], Тугор-хана[19] и деда моего Сары-хана[20]! Громивших курени каганов Урусии и доходивших до стен самой Куябы[21]! — Он с тоскою во взгляде обвел царившее вокруг запустение. — О той поре, когда род мой владел в этих краях городами и крепостями, виноградниками и пашнями... — Ненадолго замолчал, затем, чуть поведя плечами, продолжил: — Пока не пришли ваши батыры и не сравняли все это с землею. А потом еще раз. Пока ханы не бежали прочь из степей Бузуга[22]. А уцелевшие жители не покинули пепелища и не ушли, кто в Урусию, а кто в Аланию...
— И ты веришь, что все это можно вернуть? — Новгород-северский князь удивленно покачал головой.
— Нет, — отрезал хан. — Но всегда можно создать что-то новое. — Он устремил на князя пристальный немигающий взгляд. — Нечто сильное, крепкое. Что заставит считаться с собою всех окрест. От Итиля и до Трулла, от Куябы и до Кустадинии[23].
Игорь недоверчиво усмехнулся.
— Ты возомнил себя вторым Александром Великим, хан?
Кончак снисходительно улыбнулся в ответ:
— Нет, коназ. Я тщеславен, не спорю, — развел он руками, словно извиняясь. — Но я не глуп. И я уже достаточно стар. Мне не пройти тропою Искандера Двурогого. Подобные ему не возникают на пустом месте. Они стоят на плечах тех, кто подготовил их пришествие. Кто выковал тот меч, что в их руках сокрушит народы и царства...
— Ты готовишь почву для своего сына, — догадался наконец Святославич. Кончак молча кивнул в ответ. — Ты хочешь, чтобы он объединил под своею властью все колена вашего народа. — Игорь задумчиво устремил взгляд в огонь. — Прости, хан, но я не могу пожелать тебе в этом удачи.
— Я никогда не полагался на удачу, — пожал плечами Кончак. — Я всегда подчинял ее своей воле. — Внезапно скривился. — Или же она подчиняла меня себе.
— И все-таки, — с нажимом проговорил князь, — зачем тебе эта встреча? Именно здесь и сейчас. Зачем так рисковать, оставлять свои полки и являться лично? Просто чтоб перемолвиться со мною парой слов?
— А почему бы и нет? — хмыкнул хан. — Да заодно лично проследить, что задуманное мною осуществилось. Ты жив и здоров, и уже в двух шагах от дома.
— Но мой сын... — начал было Игорь.
— А также твои брат и сын другого твоего брата, — Кончак прервал его на полуслове, — останутся пока у меня. И сын твой, как и уговаривались мы пять лет тому, возьмет в жены мою дочь. Как только я буду уверен в крепости их брака — когда Ульдемир-оглан сделает Юлдуз-бике ребенка — он сможет вернуться к тебе. С женою и ребенком.
Игорь улыбнулся одними только уголками губ:
— Ты таки добился своего, хан. Породнился с Рюриковичами.
— Да, — серьезно кивнул Кончак. — Вы, урус-коназы, так долго и так старательно обходили стороною наш огуз. Должно быть, в память о моем славном деде!
— Но что тебе даст союз с князем новгород-северским? — недоуменно фыркнул Святославич. — Тебе бы метить в родичи к великому князю киевскому.
— Так твой огуз, коназ, Олаг-оглы[24], сейчас в большой силе, — медленно, словно втолковывая ребенку, начал хан. — Твой старший родич Святосляб — первый из каганов Куябы. А ты сам однажды станешь коназом Чурнагива[25]. Быть может, и внук мой когда-нибудь. К тому же, — Кончак вольготно откинулся назад, — в аманатах у меня твои брат и сын брата твоего. А значит, я еще долго могу не опасаться появления ваших куреней в своих степях. Да и Святосляб из Куябы поостерегется рисковать жизнями младших родичей своих. — Довольно осклабился. — Вы не тронете меня, коназ. Даже в отместку за то, что учинили мои батыры в эту луну под Переяслябом. Стерпите. Зубами скрипнете, но стерпите. А я, тем временем, продолжу сжимать народ свой в кулак. — Хан внезапно резко поднялся с земли. — Но довольно, коназ. Ночь коротка, и она уже перевалила за середину. А путь до Харка[26] тебе еще не близкий. — И, повернув голову куда-то в сторону, отрывисто позвал: — Товлыз!
Ночной мрак в пяти саженях от костра, возле которого сидели хан и князь, сгустился в высокую плотную фигуру. Игорь, все это время полагавший, что они с Кончаком и в самом деле здесь совершенно одни, вновь вздрогнул и опасливо поежился.
— Не беспокойся, коназ Ыгор, — хан одарил его насмешливым взглядом сверху вниз. — Он ни слова не понимает по-урусски и не мог подслушать наш разговор. А потому ему нечего опасаться за свою жизнь. — Улыбка степняка стала шире. — Пока. — Он вновь обернулся к батыру и отдал тому несколько коротких лающих команд. Тот согнулся в коротком поклоне и вновь растворился в темноте. — Мы уходим, — сообщил Кончак, запахивая плащ и отступая от начавшего потихоньку затухать костерка. — К северу отсюда, у разрушенной каменный стены, ты найдешь оседланную лошадь. Со свежими припасами, водой и овсом. Держи путь дальше вдоль Бузуга до излучины. Теперь можешь никого не страшиться. Мои курени уже прошли к югу. А Гзак идет по левому берегу. Потому на Каганов перевоз[27] не сворачивай, а от излучины скачи прямо на север к Харку. И дальше на Ворсклу. — Уже почти слившись с тенью, в которой только что исчез и его слуга, хан чуть насмешливо закончил: — По следам куреней Гзака пойдешь, коназ. Тебе не понравится. Но коли будешь меня за друга и родича всегда держать, то не видать тебе никогда больше такого разора. Если... будешь...
Тишина опустилась на развалины древней половецкой станицы, и Игорь теперь уже и в самом деле остался один. Некоторое время он еще молча взирал на медленно угасающее пламя костра, переваривая все услышанное. Наконец встал, затоптал кострище и решительным шагом направился в указанном ханом направлении.
Степняк не обманул. Спокойная каурая лошадка ждала его привязанной к скрюченному деревцу, растущему прямо из основания осевшей внутрь себя башни, некогда, должно быть, доминировавшей над всей Шаруканью. Игорь отвязал поводья и вскочил в седло. Его ждал еще долгий путь. Совсем недолгий до стен Донца[28] — вольного, не подчиняющегося никому из русских князей городка бродников[29] не далее как в одном-двух днях пути отсюда. И дальше — уже к границам родной Северской земли. Встреча и тяжкий разговор с женой. Встреча и не менее тяжелое объяснения с братом Ярославом и дядей Святославом. О многом расскажет им он: о своей гордыне, что толкнула его в этот столь несвоевременный и необдуманный поход; о своем легкомыслии, что привело его на Калку после первых нежданных успехов; о своем пленении и чудесном побеге. Но многое и утаит. Промолчит о судьбе, постигшей спасителя его — крещеного половца Овлура. О роли Кончака в его бегстве, и об этой странной встрече на руинах Шарукани. О грезах половецкого хана.
Он даже не рискнет явиться в Донец верхом на оседланном по-половецки коне, предпочтя отпустить его в поле за две версты до города, и завершить свой путь уже пешком, как и начал. К вечеру в пятницу, на одиннадцатый день после своего побега. Словно и не было ничего. Так, приснилось. В полночь. На Шарукани.
@темы: ФБ, графомания
-
-
27.10.2014 в 00:31-
-
27.10.2014 в 00:35Кончакофилка)
-
-
27.10.2014 в 12:46